Маршал грозового мира

Юста

обсадили края половины клумб. Потихоньку рвущая душу тоска отступила на задний план, но не исчезла, по-прежнему напоминая о себе так, что на глазах выступали слезы.

Адилунд шла в самый дальний угол сада, надеясь, что там никто не помешает ей побыть одной, послушать тишину и погребальный колокол стука собственного сердца. Но она ошиблась в ожиданиях: последняя скамейка возле увитой порыжевшим плющом стены была занята. Хрупкая темноволосая женщина в белом платье рыдала, закрыв ладонями лицо. Раль решительно прибавила ходу, приближаясь к ней; на фоне чужого отчаянного горя свое ещё больше поблекло. Адилунд с осторожностью опустилась

на скамейку рядом с женщиной, а та, отняв ладони от лица, но по-прежнему всхлипывая, удивленно и беспомощно посмотрела на неё.

— П-простите, — прошептала незнакомка. — Я знаю… недостойно преподавателя… Но… Он умер, понимаете? — в зеленых глазах проступала боль. Точно так же смотрела Илана вчера утром, и если такого лица не было у самой Адилунд, то только потому, что в её глубине её взгляда застыла холодная ярость. — Мой брат умер, — прошептала женщина. — Его убили… Это все из-за Гиретте, будь он проклят, из-за Проводника его…

— Проводника? — ошеломленно прошептала Раль.

— Вы из Грозового, да? — женщина всхлипнула и мазнула мокрой ладонью по мокрому лицу. — Вы его знаете… А он был моим дядей. Хоть мы и не виделись никогда… Это из-за него сейчас погибают люди!

— Так вашего брата… убил Кей? — выдохнула Раль.

Женщина кивнула, и из её глаз снова потекли слезы. Адилунд молча протянула руку и обхватила ладонь незнакомки своими пальцами. Некоторое время они смотрели друг на друга, как в зеркало, только во взгляде каждой, кроме собственной боли, отражалось сострадание к чужой. И неизвестная женщина успела понять и почувствовать Раль ещё до того, как та еле слышно произнесла:

— Он убил и мою сестру…

А потом они опять молчали, ощущая, как тяжелее становится от чужой беды и легче — от своей. А затем обнялись, и теперь уже Раль не сдерживала слез, вспоминая робкую улыбку Виорди и понимая, что эта незнакомка лишилась такого же близкого и важного для неё человека.

В конце концов, когда они обе успокоились, женщина спросила:

— Кто вы? Я ни разу не видела вас здесь. Вы явились словно посланница небес, чтобы я не утонула в этом ужасе, — она дрожащими руками достала из сумочки носовой платок и неуклюже вытерла дорожки от слез на щеках.

— Я сестра Иланы Кровиндаст, — неслышно отвечала Раль. — Я пришла сюда, чтобы развеяться…

— Я — Алика Хусту, — голос собеседницы звучал тонко и сипло. — Я преподаю здесь хоровое пение. Но сегодня… Сегодня утром пришли из полиции и начали меня допрашивать, не знаю ли я что о смерти Чармэла, — она снова всхлипнула. — Вот тут-то все и выяснилось… Я ничего им не сказала, и я уже не смогла вести урок, так что пришла сюда, — Алика нервно сглотнула. — Спасибо вам.

— И вам спасибо, — вздохнула Раль. Своего платка неё не нашлось, и она просто вытерла мокрое лицо рукавом. — Я так кошмарно себя чувствовала именно потому, что была одна.

— У вас есть сестра, — медленно проговорила Алика. — А у меня никого больше не осталось, — её голос снова начал дрожать. Она некоторое время помолчала, успокаиваясь, и продолжила уже ровным тоном: — Наши родители умерли давно, а все прочие… семь лет назад. Семь лет назад случилось то, что исковеркало мою жизнь.

— Ваш дядя… — прошептала Раль.

— Да, он был безумцем. Тварью из самой глубокой бездны, проклятием, обрушившимся на весь наш мир за грехи. Но началось тогда с тети. Она не сходила с ума, но без неё не стал бы таким чудовищем

он. Это сложно, очень сложно, — Алика болезненно нахмурилась. — Так что я, пожалуй, вам и не объясню.

— Но вы многое знаете об этом, да? — с осторожностью произнесла Раль. Хоть и неприятно было допрашивать женщину в таком положении, но это могло дать хоть какие-то шансы выйти на Кея. Да, сама Адилунд не сумела бы извлечь из этого пользу, но если сказать Хору… Он находилась при Маршала, возглавлявшем расследование, и они нуждались в любой информации.

— О да, я знаю многое, — горько усмехнулась Алика. — Почти все, но мне от этого не легче. Все о Проводнике. И лчше бы я оставалась в неведении.

— И вы не сказали об этом полиции?

— Им это ни к чему, — поморщилась Алика. — Я не могу доверить полиции эти тайны, они принадлежат нашей семье.

— Но ведь именно из-за Проводника происходит вся жуть сейчас, — горячо возразила Раль. — И, может, то, что вы знаете, даст возможность найти убийцу.

Алика покачала головой.

— В том, что я храню, больше вопросов, чем ответов. Я хочу, чтобы это осталось со мной до моей смерти. Некоторые знания как болезни: чем дальше они распространяются, тем больше вреда приносят.

— Но вдруг это спасет чью-то жизнь? — в голосе Раль появилась непоколебимая твердость. Если б она сама знала хоть что-то, то не замедлила бы рассказать об этом, осознавая, что каждый новый факт приближает дело к раскрытию.

— Да, пожалуй, вы правы, — слабым голосом произнесла Алика. — Но это будет сложно для меня.

— Ради вашего брата! — убеждала Раль.

Собеседница сглотнула.

— Да, ради Чармэла. Но, знаете… я и погубила его этими знаниями. Лучше б я умерла от какой-нибудь болезни и навсегда скрыла бы эти тайны. Они ничего не дают, ничего не раскрывают, только давят и пугают, ведь я до сих пор их не понимаю. Только ради Чармэла, — выдохнула Алика.

***

Байонис отодвинул остальные дела, вплотную занявшись Кеем. Об этом говорило то, что он провел в правительстве всего полтора часа, а к обеду уже вернулся в особняк, и за столом они продолжили обсуждение, которое не принесло ничего, кроме повторения уже известных фактов. Хор задумчиво жевал пряное мясо, почти не чувствуя вкуса, и искал в голове хоть одну зацепку, хоть одну новую догадку. Бесполезно.

Молчаливый повар собрал со стола пустые тарелки, а вернулся уже с подносом, на котором красовался чайный сервиз. В этот момент в столовую впорхнула горничная с докладом: пришла посетительница, чтобы лично Маршалу сообщить что-то о деле Кея. Посетительницу звали Алика Хусту, это оказалась сестра погибшего Чармэла. Байонис оставил без внимания чай и, поднявшись, сообщил, что через пять минут Хор должен провести гостью в его кабинет.

Посетительнице было, наверное, лет тридцать, поскольку слишком молодых в Академию Искусств не брали, однако её лицо имело простодушное, даже какое-то детское выражение. Она выглядела мечтательной — видимо, сказывался профиль занятий, хотя обычно все преподаватели имели хватку. Расслабляться им было некогда: профессия требовала жесткости, порой доходящей до жестокости. Черты лица, острый длинный нос, чуть удивленные глаза и легкая россыпь веснушек не очень-то напоминали покойного Чармэла. Тот выглядел более оживленным, болтал на все темы подряд, а вот Алика разговорчивостью не страдала. У родных брата и сестры оказалось немало различий.