Маршал грозового мира

Юста

— Спросите у него, — мрачно вздохнул Хор. — Здесь больше безумного бреда, чем чего-то полезного, а «Историю» я уже боюсь перечитывать.

— Как раз она и важна здесь, — заметил Байонис. — Остальные записи мало что нам дают, за исключением намеков на помощника, которые, правда, ещё надо разгадать.

— Тогда давайте попробуем хоть что-то в ней понять, — Мальс задумчиво перечитал про себя заглавие. «История Гиретте Хусту, оболочки для могущественнейшей силы этого мира». Нечего сказать, милое название.

— Для начала, — нахмурился Байонис, — желательно определить, что тут с местоимениями. Есть сам Гиретте, есть «она» —

его сестра, и есть немалое количество тех, кто обозначается местоимением «он». Я так понимаю, что это Проводник, Хасдент и помощник. Хотя мог быть ещё один, но здесь уже не определишь.

— «Он стал единым целым со мной, когда мне не было и года», — прочитал первую фразу Хор. — Да, а потом Гиретте утверждал, что этот подозрительный дух вошел в него после прочтения легенды. Сомневаюсь, что ему было меньше года тогда.

— Да, но я склоняюсь к тому, что Гиретте, сочиняющий четвертую-пятую запись, и Гиретте, намеревающийся запечатлеть «Историю», — два разных человека. Его сумасшествие прогрессировало, это видно по дневнику, а значит, менялись и убеждения. В любом случае, нас отсылают к тому, что автор этих строк был с самого детства избран для взаимодействия с якобы могущественнейшей силой этого мира.

— «Потом появилась она. Не такая чуткая, но проницательная, она сумела уловить то же самое, только в отличие от меня, молчавшего до восемнадцать лет, она уже в одиннадцать начала говорить всем о том, какая она есть. И это стало спасением для меня. Пока все смотрели на неё, я рос и креп, а внутри меня рос и развивался он», — это был только первый абзац «Истории», а Хор уже начал путаться. — Здесь идет речь о сестре Гиретте, это определенно. Но что значит «она смогла уловить то же самое»? Имела те же отклонения в психике, что и её братец?

— Вот это вряд ли, — покачал головой Байонис. — Моул Хусту выучилась на инженера, и никто не замечал в ней никаких странностей, хотя её регулярно обследовали.

— А Гиретте тоже считали нормальным человеком, — заметил Хор. — Тем не менее, он превратился в сумасшедшего убийцу. Меня смущает в этих строках то, что Моул каким-то образом отвлекала внимание родителей от того, что происходило с её братом. Что бы могло это значить?

— А вот это как раз просто, — Байонис, похоже, особо не утруждался раздумьями. — Когда после двух мальчиков появляется девочка, на ней сосредотачивается все внимание семьи. В таких условиях Гиретте стал незаметнее, что помогло ему ещё больше сдвинуться не в ту сторону. А поскольку Моул поддерживала брата во всем, то он решил, что она тоже смотрит на мир немного иначе. Ты читай дальше. «Мы были неразлучны. Он, я и она. Правда, она не совсем понимала, что именно происходило, но готова была принимать все, если это исходило от меня, а значит, его она приняла с той же легкостью». Об этом я и говорил.

— «Наши родители пытались как-то вмешаться в это, особенно старались нажимать на неё, поскольку она ещё не привыкла давать отпор, и у меня не оставалось другого выхода. Я прибег к его помощи, впервые превратившись в Проводника, и провел их за ворота другого мира», — продолжил читать Хор. — Выходит, именно Гиретте обеспечил смерть своих родителей? Надо поднять материалы по этому вопросу.

— Поднимем, — кивнул Маршал. — Но, заметь, уже тогда он был серьезно безумен, если с легкостью согласился на смерть родителей. Странно, что после такого Гиретте смог вернуться к нормальной жизни и пару десятков лет

не возбуждать ничьих подозрений. Я читал досье: когда ему было лет двадцать, он проходил лечение от психической болезни, но сумел восстановиться — врачи посчитали, что полностью. В контексте этого мне кажется подозрительным момент со смертью родителей. Если б Гиретте действительно имел отношение к этому, он обязательно выдал бы себя. Возможно, он сочинил все уже после.

— «Наступило самое прекрасное время. Мы делили его на троих, и я ощущал себя самим собой, но в соединении с ним и с ней. О другом я и не мечтал», — вернулся к тексту Хор. — Здесь, видимо, говорится, о самом пике его болезни — тогда, в молодости.

— «А затем появился он. Трусливое ничтожество, уверенное в том, что ему подчинены все тайны мироздания», — очень медленно прочитал Байонис. — Это уже новый «он» — подозреваю, врач-психиатр, который занялся лечением Гиретте. И ещё у меня есть предположение, что он как-то связан с Хасдентом… или это и есть Хасдент.

— Совмещать изобретательство и психиатрию? — вскинул брови Хор. — И как ж ему так повезло, что он в обоих случаях сталкивался с Гиретте?

— Это не совпадение, это закономерность. Понимаешь ли, Хасдент начал разрабатывать свой метод как раз из-за того, что боялся Проводника: во всяком случае, так считал сам Гиретте. Почему бы этому и не быть правдой?

— Но тогда вы признаете, что сущность Проводника действительно представляла серьезную опасность? — прищурился Мальс. — Вряд ли Хасдент был подвержен суевериям: если он видел опасность, значит, она и впрямь существовала.

— В этой истории много всего загадочного, — со вздохом произнес Байонис. — И все же я думаю, что началось не с Хасдента, а с Гиретте. Слишком уж необычным выглядит его сумасшествие в сочетании с тем, что он сумел провести семь идеальных преступлений, не привлекая внимания полиции. Я не имею в виду те письма в газету, я говорю о наличии улик и подозрений. А их просто не было. Если б не шедевры эпистолярного жанра от Проводника, мало кто заподозрил бы злой умысел в смерти некоторых из его жертв. Не каждый умный человек смог бы такое провернуть. А у него — получилось. Если тебе угодно, я вижу в этом нечто мистическое, удачу, подаренную человеку с совершенно необычным взглядом на мир.

— То есть вы признаете наличие «могущественнейшей силы во вселенной»? — с легкой долей сарказма поинтересовался Хор.

— Не могущественнейшей, но силы. Ты помнишь запись о смерти Хасдента? — Байонис вытащил первый листок. — «Даже магия не может сотворить такого с человеческим разумом — а я сумел, и спасибо тебе за это, Проводник». Здесь сделан акцент на неком особом умении Проводника, которое словно бы выше магии. Сомневаюсь, что он написал бы такое, если бы все проворачивал исключительно благодаря своим стратегическим способностям.

— Послушайте, но ведь это противоречит основным законам магии, той нерушимой основе, на которой стоит вся наша теория. Магическая энергия не может влиять на разум, а что ещё могло стать оружием Проводника?

Маршал невесело усмехнулся:

— Я ничего не знаю кроме того, что Алика Хусту уничтожила дневник, выучив наизусть все записи, чтобы пересказать их как важный материал для расследования, а Мэйл Иушнице позволил ей это сделать.

— Вы хотите сказать, — прошептал Мальс, — она сделала это, чтобы уничтожить то, что запечатлел на этих листах её брат?