Маршал грозового мира
Шрифт:
— Шестеро, — возразил Бьюкенен. — Вы забываете самого адмирала, который почти всю жизнь прожил в Грозовом Мире и вознесся именно в войне за родной край. Жаль, что он погиб, так и не успев дотуда добраться.
Хор едва слышно вздохнул. Беседовать сейчас о Мэйле Иушнице он не хотел, однако другие темы на ум просто не приходили. Он прошелся немного назад по разговору и вспомнил, о чем спрашивал Кея Аймалдэна.
— Вы все же не сказали: вы куда-то ездили, помимо передвижений из-за смены места жительства?
— Нет, — ответил Бьюкенен. Мальс так и думал. — Я слишком занят. Да и зачем? Отдохнуть я могу прямо в Квемере, здесь находятся
— А отец, мать?
— А вас тянет съездить к вашим отцу и матери? — выражение лица собеседника внезапно приобрело жесткость.
— К матери — тянет, — признался Хор только ради того, чтобы не соответствовать ожиданиям. — Но отец будет мне не очень-то рад, поэтому я пока в Грозовой Мир не ездил. Однако, в конце концов, я покинул его только три года назад, и с тех пор прошло не так уж и много времени. Когда я освоюсь с новым положением, то смогу навестить мать и брата.
— А я покинул свою малую родину в шесть лет — и толком не успел родителей запомнить, — с неожиданной злостью сказал Бьюкенен. — А они и не захотели потом иметь со мной тесные отношения, ограничившись официальщиной между членами семьи. Хорошо хоть, Мас и Тора здесь. Мы с ними вместе росли.
Некоторое время они опять помолчали. Тему семьи не любили оба, и хоть Мальс и желал прощупать собеседника, но открывать ради этого перед ним собственное прошлое было слишком. Хор сделал вид, что увлечен постепенно остывающим чаем.
— Они понимают меня немного лучше, чем дядя, — продолжил тем временем Кей Аймалдэн слегка рассеянно, а затем нахмурился и посмотрел на Хора. — Вы знаете, я совсем забыл об одной вещи, а она, может быть, важная. Помните, вы потеряли сознание на дирижабле, и мы остановились в мелком городке? Вылетело из головы его название…
— Да, — быстро кивнул Хор, раздумывая, что за открытие ему может принести этот разговор.
— Ну так вот, — Бьюкенен выглядел чуть сконфуженно, — пока вы отдыхали, дядя и ещё кто-то там поехали в Квемеру. Нас расспрашивали потом одновременно с ним, и я соврал, что сидел все это время в гостинице, и Мас с Торой соврали, потому что хотели меня прикрыть. Я… Я понял, что это время не должно проходить зря, и уже после отъезда дяди добрался до Квемеры, до госпиталя, и провел одну операцию. Я боялся, что без меня там могут ошибиться, но Виррен меня уговорил, и я поехал с ним в Грозовой, а затем вернулся, раз уж такой знак судьбы вышел. Только дяде об этом мы не сказали, а потому и полиции не стало известно, и я несколько раз думал, что это может быть важным, но все не находил времени и повода, чтобы рассказать. Вот так, — выдохнул он. — Надеюсь, я не испортил ничего, скрыв эту информацию.
— Нет, не испортили, — Хор постарался сохранить ровный, почти беззаботный тон. — Но я расскажу об этом Маршалу.
Было чему удивиться. Выясненное обстоятельство сразу же вызывало немало подозрений в адрес Бьюкенена — если б только он сам не сообщил об этом. Какой смысл преступнику в очернении себя?
— Наше государство так устроено, — тихо заговорил Кей Аймалдэн. — Так уж оно устроено, что семья аккуратно ставится на второй план, пропуская на первый служение. Я очень тянулся к матери, к отцу, а потом все понял и с тех пор любил только книги по медицине.
— А брат и сестра? — с осторожностью вклинился в его слова Хор.
— Мы росли вместе, это да, но обучение отнимало у нас все время и силы, особенно у меня. Я постоянно уставал,
— И вам не хотелось вырваться из этого? — тоже тихо проговорил Мальс.
— Когда-то — хотелось, не спорю, — Бьюкенен, наоборот, повысил голос. — Но в те моменты у меня просыпалось какое-то подобие совести и идеализма, и я начинал ругать себя: что же это такое, я должен помогать людям, я не имею права заниматься только собой… Я стыдился своих желаний и с большей силой ударялся в работу, потому что это было моим призванием, и все твердили мне об этом.
— Если человек тратит три часа в день на личную жизнь, помимо работы и необходимого отдыха, это что, называется заниматься только собой? — двинул бровями Мальс. — Лично я так не считаю. Потому что вы и часа в день на личную жизнь не тратите.
— Юношеский максимализм, — устало вздохнул Бьюкенен, словно ему было не почти тридцать, а все шестьдесят. — Я считал, что должен показывать всем пример жертвенности, выкладываться настолько, насколько мог со своим даром, а вышло… Вышло что-то совсем странное. Я не могу сказать, что я старательно переживаю за каждого человека, которого лечу, все же вы были правы, когда говорили о цинизме лекарей. Впрочем, нет, я все же переживаю за каждого, но не потому, что мне его жалко, а потому, что я должен, должен его вылечить. Иначе никак.
— Тогда это не служение, — почти что прошептал Мальс. — Это просто работа.
Чего-то подобного он вполне ожидал от Кея Аймалдэна — зацикленность на выполнении обязанностей, потому что надо так, так надо, надо именно так и никак иначе.
— Это служение, — упрямо сказал Бьюкенен. — Потому что это — моя жизнь. У меня ничего больше нет. Что такое работа? Человек пришел, что-то сделал, получил деньги и пошел кормить свою семью, улыбаться жене, развлекать ребятишек. А я живу там, — он дернул головой в сторону уже не видного в темноте госпиталя. — И никуда оттуда не уеду, потому что прикован навсегда. Я — лекарь. — Бьюкенен шумно вздохнул и опрокинул в себя оставшуюся в кружке воду. Да, похоже, разговор выходил слишком уж откровенным.
— И вам это нравится? — спросил после некоторого молчания Хор.
— Да какая разница? — с досадой произнес Кей Аймалдэн.
— Если что-то не нравится, оно всегда подлежит изменению, — произнес Мальс, по сути, свой жизненный девиз. В десять лет ему совершенно не понравилась одна вещь, и он надеялся, что останется жив, чтобы её толковым образом исправить. Да так, что запомнит весь Объединенный Мир.
— Не всегда, — покачал головой Бьюкенен. — Из некоторых замкнутых кругов не выскочить. Попробуешь — и голову проломишь себе об стену, так что лучше не стоит… К тому же, это действительно моя жизнь, и я считаю, что могу прожить её так и только так. Что-то менять… Зачем? Я нужен людям таким. Даже если я им не нравлюсь.