Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших

Перрен Эрик

— Я действовал в соответствии с приказом, никто никогда не ценит то, что я делаю для других. Враг сопротивлялся, но я дрался хорошо.

Спорить бесполезно, герцог Эльхингенский не изменит своей точки зрения.

Что же произошло на Коа? Крауфорд надеялся закрепиться за прикрывавшей его рекой. Неправильное решение! Его подстерегали 30 000 солдат. Одна из бригад генерала Луазона немедленно обрушилась на английскую дивизию. Более того, маршал и сам упорно пытался перейти Коа по длинному и узкому мосту к которому после неосторожной попытки наступления в спешке вернулся Крауфорд. Неудача! В результате — горы трупов, английские элитные стрелки отразили три атаки. Об этом бое без победителя и побеждённого один из свидетелей сказал: «Командир виновен, когда жертвует жизнями защитников Родины либо по неосторожности, либо по безрассудству». ^{259}

Действительно, маршал прекратил атаки лишь тогда, когда потерял 527 человек. Некоторые историки, желающие оправдать то, что Ней прекратил атаковать мост через Коа, попытаются обвинить Монбрена, который якобы отказался в нужный момент послать в бой своих кавалеристов под тем предлогом, что у него не было приказа Массены. Это не соответствует истине: кавалерия Монбрена активно участвовала в этом сражении, описание которого часто искажается биографами Нея. Были даже попытки представить битву как блестящую победу французского оружия. [71]

71

Сражение 24 июля 1810 года, до невозможности искажённое в «Нее» Бонналя (Bonnal H. Op. cit. Т. III. P. 359) может быть восстановлено лишь на основе документов, хранящихся в Венсене под шифром С⁷ 20.

Следующее сражение с Веллингтоном 27 сентября 1810 года также не было удачным. При Бусако, где на скалистом гребне протяжённостью более 14 километров окопалась англо-португальская армия, Массена теряет часть своих солдат и часть собственной репутации. «Самая сильная позиция во всей Португалии», — должен настаивать Массена, чтобы оправдать свое поражение. Маршал Ней хотел атаковать 26 сентября: «Подчиняясь, я делаю большую уступку тем, что не иду на приступ только силами моего корпуса». Массена назначил сражение на следующий день, что позволило противнику сконцентрировать артиллерию и резервы на неприступных позициях. По крайней мере, такова была версия, бытовавшая во французских войсках. Обвиняя Массену, его позднее прибытие на место действия связывали даже с его любовницей, которую он возил с собой в мужском платье со времени пребывания в Калабрии. При Бусако Ней находился не в лучшей форме, плохо связанные между собой атаки дивизий Луазона и Маршана были отбиты Веллингтоном, который в глазах своих солдат стал «длинноносым парнем, который бьёт французов». Забывая, что он первым ратовал за наступательную стратегию, Ней вспоминает совет, который дал Массене утром накануне сражения: отступить и ждать подхода достаточных подкреплений. Мол, так бы мы сохранили жизни 4500 храбрецов. В действительности же, все французские командиры заслуживают упрёка, и Ней не исключение. Он совершил серьёзную ошибку, когда 26 числа не приказал своей кавалерийской бригаде провести разведку, что позволило бы обойти с фланга позиции при Бусако.^{260}

В 6-м корпусе растёт недовольство, начинается брожение. Солдатские разговоры доходят до ушей маршала Нея: Португалия не стала для них обетованной землёй.. Он может настроить солдат против Массены. Плохое питание, усталость, отсутствие мотивации — столько дополнительных обстоятельств, которые он непременно использует, чтобы доказать, что настойчивость командующего перерастает в упрямство.

Мнительный Массена запретил офицерам Нея отъезд во Францию, ни один не должен уехать. Массена опасается, что секретному гонцу из 6-го корпуса удастся пробраться в Тюильри, чтобы излить желчь в императорские уши.^{261} Герцог Эльхингенский не появляется в штаб-квартире армии. Массена вынужден приглашать его для длинных и бурных бесед, чтобы объяснить ему свое видение продолжения кампании. Главный интендант Ламбер, старавшийся представить военные операции в невыгодном свете, убеждает Нея, что в общих интересах было бы как можно быстрее покинуть Португалию. Зная, что Император требует «упорной войны», князь Эсслингский вынужден бороться с пораженческими настроениями и ненужными комментариями Нея, который предсказывает печальный конец, если армия немедленно не возвратится в Испанию. Посланный в Париж генерал Фуа вместо подкреплений получает несколько ободряющих слов, в частности, рекомендацию постоянно теснить англичан. Такие инструкции, исходящие из столицы, заставляют Нея признать, что Массена по-прежнему пользуется поддержкой Императора. «Казалось, что с этого момента нас ведёт непогрешимый гений Императора и его бесконечная мудрость».

После того как Массена натолкнулся на укреплённую линию Торрес-Ведрас к северу от Лиссабона, главное препятствие на пути к контролю над Португалией, некоторые историки упрекают

его в пассивности, но и железная рука Нея помогает несильно. Решимость Массены перейти Тахо, чтобы выйти к Лиссабону, уменьшалась из-за того, что он боялся герцога Эльхингенского, который «втайне стремился его скомпрометировать, предавая случаю судьбу армии и всей кампании».^{262}

Поползли слухи. 18 февраля 1811 года дружеский обед уЛуазона превращается в подобие военного совета. Нужно ли отступать? Ней, Жюно и Фуа пытаются убедить Массену в своей правоте, последнему же трудно принять идеи, нашёптанные на ухо. «Решение я приму сам!» Отсутствие существенных подкреплений делает отступление к Мондегу неизбежным, и Массена наконец решается.

С этого момента слово «отступление», казалось бы, наполненное негативным смыслом, становится комплиментом, когда его упоминают рядом с именем Нея. Отступление — это его конёк! Нам это известно ещё по Гуттштадту, теперь — подтверждение в Португалии, а в будущем — в России.

Успешные сражения при Помбале и Рединье 11 и 12 марта заставляют нас забыть его скверный характер и трагические последствия его распрей с маршалами, которые поставлены им командовать. Англичане покинули свои траншеи, чтобы преследовать отступающие французские колонны. Тут Ней умело располагает свои полки, опытным взглядом определяет направления передвижения и, гарцуя на белом коне, призывает солдат бороться за каждую пядь земли:

— Егеря, если вы сейчас же не заставите врага отступить, то обесчестите себя и навсегда потеряете репутацию героев!

В Рединье Ней нисколько не смущён численным превосходством армии Веллингтона. Он удерживает позиции с 6 часов утра до полудня, его артиллерия сильно прореживает ряды неприятеля. Позже под давлением превосходящих сил он всё же отдаёт сигнал к отступлению. Англичане тут же занимают высоты, надеясь оттуда бить по французам, скопившимся у моста, но ихждёт неприятный сюрприз. Предусмотрительный Ней заранее оставил в засаде два батальона для встречи англичан. Возбуждённый маршал обращается к генералу Шарбоннелю:

— Чёрт побери, генерал! Почему молчит ваша артиллерия? — и тут же спохватывается:

— Пардон, генерал! Я был не прав.

Пока интенсивный и мощный обстрел сдерживает противника, желающего спуститься к Рединье, войска Нея отходят в шахматном порядке, будто на параде, и без потерь, умело воспользовавшись всеми особенностями рельефа, и в Кондейше соединяются с основными силами армии. «Это был захватывающий спектакль! — восклицал маршал. — Армию из 25 000 англичан и ещё большего числа португальцев постоянно отбрасывал шеститысячный корпус!»^{263}

Ободрённый своими успехами, Ней всё более жёстко критикует командующего, который упорно не хочет уходить в Испанию. Из-за того, что войска Нея слишком рано покинули Кондейшу, Массена со всем своим штабом едва не был захвачен противником. Этот инцидент доводит до предела ярость князя Эсслингского, уверенного, что Ней специально ушёл из Кондейши, чтобы подвергнуть его опасности. Дальше хуже: Ней делает ещё один шаг к откровенному неповиновению, категорически отказываясь оставаться в Португалии. 22 марта 1811 года Массена решает отстранить Нея от командования корпусом и отослать его в Париж.^{264} Наконец-то, самое время! Этот уход не назовёшь самым славным, хорошо в нем лишь то, что Ней больше не участвует в Испанской войне, на которой он провёл два с половиной года под командованием Сульта и Массены, так и не добившись желаемых результатов. Эта самая продолжительная кампания Нея, его самое тяжёлое воспоминание. Ведь если бы не события на Иберийском полуострове, то он был бы при Ваграме.

Многие историки связывают неудачи в Испании с посредственными способностями маршалов, которые, по их мнению, в отсутствие Наполеона теряли половину своей полководческой ценности. Но не следует упускать из вида ошибочные расчёты Императора: цели, разработанные по картам в салонах Тюильри, были слишком удалены от театра военных действий. Средства, которые Наполеон предоставил своим военачальникам, не соответствовали поставленным задачам.

Как примет повелитель мятежного подчинённого? Опала? «Можете говорить со мной откровенно, — замечает ему Бертье на другой день после скандала. — Несмотря на заслуженные симпатию и уважение Императора к князю Эсслингскому, к вашему донесению Наполеон отнесётся с большим интересом».^{265} Маршал никогда не раскаивался ни в одном из своих письменных объяснений, направленных Наполеону: «Мой характер заставляет меня просить отдыха, который, как мне кажется, я заслужил». Он намерен отказаться от дальнейшей военной карьеры, если ему предоставят отпуск.^{266}