Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших
Шрифт:
— Полковник, мне не нужны подробности!
Император просит передать Нею приказ «продержаться несколько дней, чтобы дать возможность армии пробыть какое-то время в Смоленске, чтобы поесть, отдохнуть и реорганизоваться».{290}
Несмотря на свою волю и решительность, маршал далеко не свободен в своих действиях. Он должен считаться с безудержным желанием своих офицеров и солдат не отрываться от основных сил и побыстрее добраться до Смоленска. Ней пытается закрепиться на речке Осьме, затем в Дорогобуже, потом на Днепре, но каждый раз ему нужно прикладывать все силы, чтобы заставить своих людей отбиваться от постоянных казачьих налётов, поэтому он вынужден ускорить отход, выбирая меньшее из двух зол, то есть «предпочитая идти вместе с войсками, которыми командует он, чем идти вместе с ними под их командой».{291}
Маршал нисколько не утратил своей отваги, напротив, трудности лишь увеличивают её. «Вам не предлагают просто умереть, — бросает Ней в лицо бегущему солдату, — но героическая смерть слишком прекрасна, чтобы избегать её». Его силуэт гордо вырисовывается на фоне снега, среди белых елей, замёрзших трупов и разбросанных остатков амуниции и снаряжения. На маршале тёплый светло-коричневый редингот польского
В Смоленске Наполеон останавливается в прекрасном доме на Новой площади. Подвиги Нея остаются его единственным утешением. Эпитеты в превосходной степени сыплются на голову маршала: «Какой человек!… Какой солдат!… Какой герой!…» {294} Наполеон осыпает Нея похвалами, но тут же хмурится: приходится возвращаться к позорному делу Мале, слухи о котором уже докатываются до Императора. Достаточно было какому-то заговорщику в Париже заявить: «Наполеон погиб в России», — как все выражают готовность служить новому режиму. Никто не вспомнил об Орлёнке, который должен был наследовать Орлу. Безусловно, в раскрытом заговоре это самое огорчительное. Заговорщики разоблачены, но стало ясно, насколько шатки основы Империи. Плохие новости идут одна за другой: русские взяли Полоцк и Витебск, они идут на Минск, чтобы отрезать отход к Березине. Взгляд и выражение лица Наполеона красноречиво выражают его разочарование, когда он узнаёт, что командование одной из бригад дивизии Барагэ д Илье сдалось врагу. [80] Эта капитуляция напоминает ему позор Байлена.
80
Речь идёт о бригаде генерала Ж. П. Ожеро (брата маршала). — Примеч. науч. ред.
Только Ней не разочаровывает. Со своими замерзающими людьми он десять дней подряд бьётся с неприятелем, отходя от Вязьмы к Смоленску. Кажется, Император надеется на чудо, на внезапное потепление, которое остановило бы разрушение армии. Мороз -26°. С посохом в руке Император продолжает путь по белой безмолвной пустыне. Он движется в направлении к Вильно через Оршу, значит, придётся переходить Березину.
15 ноября маршал Ней и уцелевшие остатки частей 3-го корпуса добираются до Смоленска. Перед ними открывается картина разорения и нищеты. «Скелеты лошадей, без единого куска мяса, разбросанные повсюду, — красноречивое свидетельство голода». Ней несправедливо обвиняет Даву в том, что во время обороны подступов к городу он разграбил все склады. Отношения между маршалами по-прежнему плохие, в то время как обстановка требует координации их действий. 17-го числа Ней покидает Смоленск, теперь его войска усилены дивизией Рикара, что увеличивает численность 3-го корпуса до 6000. Ушедший вперёд маршал Даву сообщает, что дорога на Красное перерезана врагом. Любезный, как всегда, Ней даёт понять князю Экмюльскому, что если он боится, то ему, герцогу Эльхингенскому, казаки нипочем и он пройдёт через кордоны казаков всего мира. В Красном события разворачиваются быстро: Наполеон задерживает охватывающее движение Кутузова, встаёт перед Евгением и встречает Даву, который потерял весь свой обоз вместе с маршальским жезлом. А Ней? В соответствии с приказом Императора он покинул Смоленск на день позже. Вина за это лежит исключительно на Наполеоне. Для чего было нужно эшелонировать слабые корпуса? Коленкур подчёркивает, что, когда речь шла об отступлении, Наполеон всякий раз терял решительность. Даву будет несправедливо обвинён в том, что не дождался соратника в Красном. Никто не желал задерживаться без причины, когда вокруг русские войска. Сам Император, его гвардия, принц Евгений, маршалы — все спешили быстрее добраться до западной дороги, ведущей на Ляды и Оршу. Ну, а Ней? Считая себя неуязвимым — впрочем, так он и выглядел, — маршал не ускорил движение. Теперь он был отрезан от остальной армии, оставшись лицом к лицу с опасностью, которая связана с самыми героическими событиями его карьеры.
Видимо, речь идёт о подсознательном ощущении: в силу своей энергии Ней полагал, что может прорвать русское окружение, которое вырисовывалось всё яснее.
18 ноября, после полудня, маршал Ней стоял перед лощиной возле села Красного. Проход был закрыт неприятелем. 40 000 русских поджидали 6000 французов. Мощная артиллерия генерала Милорадовича, скрытая туманом, подпустила авангард Нея поближе, чтобы стрелять точнее. По лицу маршала видно, что он нервничает, причём не столько из подавляющего численного превосходства противника, сколько из опасения, что Даву постарается обрести новую славу за счёт его, Нея, людей. [81] Но и те и другие будут проливать кровь в геройской штыковой атаке, и те и другие будут погибать. И дивизия Рикара, и 18-й полк, ведомый Пелльпором, и полк Фезансака, истреблённый за четверть часа. [82] Каждый пушечный выстрел выкашивает ряды целиком, и единственный шаг вперёд делает гибель неизбежной. Тем не менее продвижение не замедлилось, благодаря неистовому порыву Нея, который передаётся его людям и приводит
81
Офицеры 3-го корпуса Фезансак и Пелльпор в своих «Мемуарах» ничего не говорят о роли дивизии Рикара под Красным. Их свидетельства должны быть дополнены сведениями, сообщаемыми Пеле и майором Лопесом.
82
Дивизия генерала Рикара входила в состав 1-го корпуса Даву, а полки Пелльпора (18-й) и Фезансака (4-й) в состав 3-го корпуса Нея. — Примеч. науч. ред.
День клонится к закату, Милорадович трижды предлагает Нею капитулировать. «Маршалы Империи не сдаются», — неизменно получает он гордый ответ. «Мы будем биться до последнего, — объявляет Ней своим солдатам. — При мне мои пистолеты, если я не паду среди вас, я всё же лишу русских славы и удовольствия захватить меня в плен».
В это время Кутузов ужинает с полковником Лёвенштерном, который прибыл с донесением об успехе под Красным. При смене блюд «русский Кунктатор» просит ещё и ещё раз повторить, что речь идёт именно о маршале Нее. Такая добыча возбуждает аппетит. Радость отражается на лице Кутузова, когда его заверяют, что Ней и его солдаты ближайшую ночь обязательно проведут в русской тюрьме. Капитуляция маршала неизбежна, Наполеон бросил его. Пленение маршала — вопрос нескольких часов.{295}
Солдаты и офицеры 3-го корпуса внимательно смотрят на маршала, никто не отваживается заговорить с ним. Наконец Ней сам нарушает тяжёлую тишину:
— Мы в трудном положении, — вздыхает он.
— Что вы намерены предпринять? — спрашивает кто-то из штабных.
— Перейти Днепр.
— Вы знаете дорогу?
— Найдём.
— А если река не замёрзла?
— Замёрзнет.
В этой часто описываемой сцене суть славы Храбрейшего из храбрых, но всё же в ней есть определённая несправедливость. Здесь появляется личность, забытая Историей: Жан-Жак Пеле, полковник 48-го линейного полка дивизии Рикара. Есть основания считать, что именно он посоветовал Нею перейти замёрзший Днепр, чтобы уйти от преследующих русских. «Решив идти на Могилёв, маршал твердо держался этого маршрута, — сообщает Пеле. — Я ясно и убеждённо изложил свою позицию, мы долго спорили, и наконец я убедил его. Это был самый прекрасный момент в моей жизни, <…> и я никогда при жизни несчастного маршала не скрывал этот эпизод, мне хотелось, чтобы моя роль и участие в нем были признаны». [83]
83
Мемуары Пеле не признаются некоторыми биографами Нея, они опубликованы фрагментарно в Carnet de la Sabretache в 1906. Капитан Франсуа в своём «Дневнике» подтверждает слова Пеле.
Все свидетели, включая Пеле, утверждают, что опасность придавала Нею сил и что он, приняв решение, никогда не сомневался в успехе. «Те, кто был знаком с ним, — пишет полковник Серюзье, — знают, что во всей французской армии не было другого человека, менее склонного терять голову».
18 ноября, относительно светлой из-за выпавшего снега ночью, Ней решительным шагом пошёл во главе горстки людей, ещё способных держать оружие и передвигаться. Они шли через еловый лес по тропинке, обнаруженной польским майором Пребендовским. Тропинка должна была вывести на берег Днепра. Пребендовский заранее обозначил путь сабельными зарубками на деревьях. По сути, забава для странника, но в данном случае забава, не лишённая опасности, потому что следовало во чтобы то ни стало скрыть движение от противника. Чтобы создать впечатление, будто они остановились на ночь, хитрец Ней разводит около брошенной деревни большие костры. А вот и Днепр! От волнения пересыхает в горле — это момент истины. Слава Богу, кажется в некоторых местах лёд довольно прочный, чтобы выдержать человека. Ней сразу же приказывает бросить артиллерию, повозки и все остатки имущества. Те три часа, которые понадобились, чтобы подтянулись отставшие солдаты, маршал спокойно проспал на берегу реки, закутавшись в свой плащ. В полночь начинается опасный переход. Под личным наблюдением Нея люди и несколько лошадей цепочкой ступают на льдины. Ней старается избежать перегруза льдин, которые используют как лодки. Маршал удваивает предосторожности, ещё больше растягивая людей. «Переходить по очереди!» — повторяет он приказ, В то время как последние поторапливают первых. Раздаётся зловещий треск, и несколько несчастных — среди них и генерал Фрейтаг — проваливаются в воду. Своим спасением генерал обязан быстроте, с которой Ней саблей срубает ветвь вербы и протягивает ему. В темноте Ней различает в воде какое-то движение. Это офицер по фамилии Брикевиль, он свалился со льдины и из-за серьёзной раны на ноге не может выкарабкаться. Ней вылавливает его в последний момент. Другим повезло меньше; слышатся пронзительные крики, сдавленные стоны, потом наступает страшная тишина. Смерть заставила несчастных замолчать. При приближении к правому берегу Днепра беды не заканчиваются. Теперь приходится штыками вырубать мёрзлую землю, чтобы солдаты и лошади могли вскарабкаться на берег.
Перейдя Днепр, чудом спасшиеся солдаты уходят в еловый и берёзовый лес, но уже вскоре казаки возобновляют преследование. Доверие, которое Ней внушает своим пехотинцам, не позволяет им разбежаться в разные стороны под огнём противника и погибнуть. После того как маршал, сверкая глазами, заявил: «Здесь мы должны подороже продать наши жизни!» — они делят поровну патроны, оставшиеся после ловушки под Красным, и вновь пускаются в путь. За два дня и две ночи Ней проходит двадцать лье.{296}
Не имея известий о судьбе 3-го корпуса, отступающая армия — от солдата до Императора — приходит к единому мнению: «Если невозможное возможно, то Ней нас догонит! С таким командиром настоящие пехотинцы, пожертвовавшие артиллерией, способны на любые подвиги». На картах все пытаются найти дорогу, по которой Ней мог бы пойти, его имя Наполеон упоминает во всех разговорах. Император недоволен своими помощниками. Окружение слышит его бурчание: «Бутафорские короли! Ни энергии, ни храбрости, ни воли! Как я заблуждался на их счёт! Кому я доверился? Бедняга Ней, с кем вместе я заставлял его сражаться!»{297}