Маршрут - 21
Шрифт:
— И, встали! — он уже приподнялся с дивана, как начал падать. Оля метнулась к нему, еле успев поймать.
— Тяжёлый какой, уф-ф…
Михаил был действительно крупным и сильным мужчиной, а может всё дело в том, что Оля ничего не ела с самого утра. Кое-как устояв на ногах, она повалила его обратно на диван.
— Простите, ох, как же голова раскалывается. Так стыдно, — он держался за голову, пытаясь прийти в чувство, то и дело похлопывая себя по лицу.
— Дядя Миша, зачем напиваться-то так?
Он неуклюже
— Ага, помним. Утром и вечером!
— Правильно, держите. У меня не убавится.
Чистые зубы, ободряющая прохлада, казалось, именно так и должно начинаться любое утро. Закончив водные процедуры, девочки вышли на улицу, где метрах в двухстах от них уже раздавался звон железок и треск падающих деревяшек. Там же кричал раздражённый Михаил.
— Да где же, чёрт подери!
Вдруг они заслышали радостный восклик.
— Нашёл! Наконец-то!
Показался старый велосипед со спущенными шинами и кривым рулём. Михаил вытаскивал его из кучи хлама в одном из складских помещений, выходящих дверьми прямо на улицу.
— Уже здесь? Это хорошо. Сейчас пойдём за самым главным. Вон в том большом ангаре всё нужное, а этот красавец на потом, — Михаил похлопал по старой дырявой сидушке велосипеда и приставил его к стене.
Захватив большую тележку, все направились к ангару, где взяли пять 30-литровых бочек с топливом. Не каждый сможет с похмелья вообще встать, а Михаил удивительным образом даже смог привести такой груз в движение.
— Стоять. Так вы же и не завтракали?
— Да, не в первый раз уже, — Оля равнодушно пожала плечами.
— Так, непорядок, завтрак — это самый важный приём пищи. За мной! Воды главное не забыть, будем кашу варить. И вкусно, и полезно.
Рецепт каши прост и понятен любому: огонь, вода, крупа. На импровизированной кухне, созданной на развалинах бывшей огромной столовой, Миша включил газ — газ этот хранился в больших баллонах — на огонь поставил крупную кастрюлю, а на стол около неё двухкилограммовый пакет гречки, вновь ушёл. Девочки уселись ждать.
— Не люблю я кашу, скучная она. И пресная, — Тоня с толикой обиды взглянула на закипающую воду.
— Ты её каждый день ела, а сейчас решила нос воротить? — Оля сама повисла взглядом на кастрюле.
— Вот почему снова она?
— Не возмущайся, каша полезная.
В этот момент вернулся запыхавшийся Миша: — Вы чего ждёте? Гречку кидайте, вода выкипит!
— И правда.
Оля резким движением руки вскрыла пакет и высыпала содержимое в кастрюлю. Бульканье ненадолго прекратилось, оставалось ждать.
— Тонь, Оль, вы
— Какой-то научно-исследовательский центр около Челябинска, — Оля всё продолжала смотреть на гречу в кастрюле, — Помешивать надо.
— Да, надо бы.
Некоторое время они стояли в тишине, пока Оля наконец не продолжила.
— Первые месяца два были как в тумане. Помню, как проснулась, как встретились с Тоней, как гуляла по институту, по лесу. Лето было. Это лето. Ничего конкретного, если подумать. Как мы 57-й нашли. Нетронутый, со «Светой» внутри. Там в институте и еда была, и вода. А почему мы оттуда уехали, я не очень помню. У трупа бывшего работника документы были, а там Москва упоминалась, вот мы и поехали. Глупо вышло.
Оля смотрела на горящую конфорку, отдалённые догадки мельтешили в голове: — Может, уже сварилась?
— Да. Держите тарелки и присаживайтесь.
Тоня продолжала сокрушаться: — А разве она не должна настояться?
— Тоже правда. Ладно, сами положите. Пойду сделаю кое-что, — он направился к выходу. Опять.
— Дядя Миша, а ты есть не будешь?
— Я не голодный, наедайтесь.
— И чего он только столько носится, — Оля проводила его взглядом, бурча под нос. — Неугомонный.
Надежды найти что-то интересное в шкафчиках разбились о керамическую действительность. Зато есть куда кипяток разлить — по кружкам. Забытая всеми полупустая солонка, толку от неё теперь ноль. Смирившись с поражением и за неимением альтернатив, Оля положила две тарелки источающей пар гречки и уселась есть.
— Чего ж ты так привередничаешь. Одной банки свежей тушёнки хватило, чтобы тебя разбаловать? — она пододвинула к Тоне тарелку.
— Эх, что поделать. Приятного аппетита.
— Приятного. Дуй, а то обожжёшься.
Не прошло и минуты.
— А почему греча? — при всей своей бестактности с набитым ртом Тоня не говорила.
— Опять ты о ней, — тихо возмутилась Оля, — Что ты имеешь в виду?
— Греча-греча-греча. Повтори с десяток раз, звучит странно, — сказала она и сунула ложку в рот.
— А что такого? Греча есть греча. Что не так?
— Ну, вот, почему греча — это греча? Кто так решил?
— А кто их знает. Миру столько лет, вот кто-то придумал — все так и говорят.
— Получается можно назвать всё что угодно и как угодно? Хе-хе.
— Ещё чего. Слова же имеют привязку, контекст там. Можно, конечно, играться с ними ради шутки или сравнения, но если свинью собакой назвать, то собакой она не станет.
— Так это же глупо, зачем так делать?
— Делают же. Обманывают люди друг друга и постоянно. Ты тоже говоришь, что винтовку чистишь, а может оно и так, только ты так развлекаешься, а чистка уже дело десятое.
— Ну чего ты сразу, — Тоня нахмурилась.
— А ничего, говорю не трогай, маленькая ещё.
— Сама-то.