Мартин Борман
Шрифт:
Борман едва не упал в обморок от запаха цианистого калия, которым отравилась Ева Гитлер. Она лежала в правом углу маленькой софы. Борман увидел распростертое тело Гитлера, лежавшее на этой же софе в левом углу. Из простреленной головы текла кровь. На столе перед ним лежал пистолет, другой валялся на ковре под столом. Борман, по словам Гюнше, не мог вымолвить ни слова.
Гюнше выбежал в центральный коридор, где увидел Эриха Кемпку, пришедшего доложить, что пятьдесят галлонов бензина находятся у входа в бункер. Гюнше сообщил ошеломленному Кемпке, что Гитлер мертв, и поэтому
Линге и доктор Штумпфеггер, хирург Гитлера, вынесли его тело, завернутое в армейское одеяло, наверх в сад канцелярии.
Затем появился Борман, который нес тело Евы Браун. Это зрелище повергло Эриха Кемпку в шок, он вспоминал позднее: «Ева ненавидела Бормана. Он причинил ей много зла. Она давно знала о его интригах в борьбе за власть. А теперь ее злейший враг нес ее к смертному одру. Она ни минуты не должна была оставаться в руках Мартина Бормана». Кемпка подошел к Борману и, не сказав ни слова, взял ее тело в свои руки.
Тела Гитлера и его жены были помещены в небольшие ямы, вырытые недалеко от входа в бункер, затем Гюнше, Линге и Кемпка облили их бензином. В саду рейхсканцелярии уже рвались снаряды русских.
Из входа в бункер Борман, Геббельс и доктор Штумпфеггер молча наблюдали за тем, как Гюнше зажег и бросил горящую тряпку. Тела быстро охватило пламя, языки которого поднимались высоко в апрельское небо. Несмотря на то, что русские усилили обстрел, Борман и пятеро других человек замерли, выбросив правые руки в нацистском приветствии.
Бургдорф, Кребс, Науман и еще несколько человек находились в конференц-зале, там же находился и Артур Аксман, руководитель гитлерюгенда, брошенного на защиту Берлина. Аксман, невысокий и толстый, тридцатидвухлетний уроженец Берлина. Три года назад на русском фронте он потерял правую руку. Глядя на Бормана, Аксман заметил, что лицо его покраснело.
Аксман задумался: «Означало ли это, что Борман испытывал сильное внутреннее волнение? Его близость к Гитлеру была его силой. Сейчас Гитлер умер, и таким образом, умерла и сила Бормана».
Сам же Борман, очевидно, так не думал. Он не спешил покинуть бункер, чтобы отправиться к Деницу или в какое-либо другое более безопасное место, время еще было. Вместо этого, вместе с новым рейхсканцлером доктором Геббельсом, ему нужно было продумать план дальнейших действий.
Однако сначала Борману нужно было послать несколько слов Деницу, которые прояснили бы ему ситуацию. Около шести часов вечера, когда языки пламени еще пожирали тело Гитлера, Борман отправил следующую телеграмму:
«Гросс-адмиралу Деницу. Вместо бьющего рейхсмаршала Германа Геринга фюрер назначает Вас, господин гросс-адмирал, своим преемником. Письменное подтверждение уже в пути. Отныне Вы уполномочены принимать любые меры, которые требует ситуация. Борман».
«Для меня это было совершеннейшей неожиданностью», — вспоминал Дениц. Он послал в бункер радиограмму, обращаясь к фюреру: «Моя преданность Вам безгранична. Я сделаю все возможное, чтобы спасти Вас в Берлине. Если судьба, несмотря ни на что, вынудит меня стать главой рейха как назначенного Вами преемника, то я буду продолжать
Борман получил это сообщение. Он сознательно не информировал Деница о том, что Гитлер мертв и, фактически, гросс-адмирал уже являлся законным главой государства. Сокрытие этой информации было частью его плана.
Геббельс и Борман решили, что настало время не капитулировать перед русскими, а вести с ними переговоры. Генерал Кребс, владевший русским языком, был назначен представителем для ведения переговоров. Он был уполномочен сообщить руководству Красной Армии, что Гитлер мертв и передать фамилии членов нового правительства. Он также должен был доставить письмо, адресованное Сталину и содержащее эту же информацию за подписями Геббельса и Бормана. В сущности, Кребс был уполномочен заключить перемирие, в течение которого могло бы быть сформировано новое правительство, которое вело бы дальнейшие переговоры.
План был нереальным. Русских устраивала только безоговорочная капитуляция. Геббельс и Борман находились в бункере, и русские могли бы захватить их в любой момент, знай они их точное местонахождение. Но Геббельсу нечего было терять. Если предложение о перемирии не будет принято, он был готов совершить задуманное ранее самоубийство.
Но у Бормана был другой взгляд на ситуацию. Он решил выжить. Если план увенчается успехом, он будет признан как член нового правительства и получит возможность покинуть Берлин. Тогда он сможет предпринять поездку к Деницу в качестве полномочного посланника.
Однако ожидая реакцию русских на миссию Кребса, Борман продолжал утаивать от Деница факт смерти Гитлера. Страх, который внушал Борман, и власть, которой он обладал, основывались на его непосредственной близости к фюреру. Если бы Дениц узнал, что Гитлер мертв, он, возможно, не захотел бы видеть Бормана своим советником. Более того, заручившись поддержкой Гиммлера, Дениц мог бы сформировать правительство, в котором не нашлось места Борману.
С русскими связались по рации, и они согласились принять немецкого представителя. В полночь Кребс пешком прошел на территорию, занятую русскими, в заранее определенном месте. Его сопровождали двое солдат, переводчик и полковник Теодор фон Дуфвинг, начальник штаба коменданта Берлина генерала Вейдлинга.
Кребс был мужчиной среднего роста, склонным к полноте. Голова его была выбрита, лицо покрыто свежими шрамами, полученными во время авианалета в марте. На нем был черный кожаный плащ, на шее висел орден Железного креста. Но в этот раз последний начальник генерального штаба армии был без своего привычного монокля.
Когда Кребс ушел, Геббельсу и Борману ничего не оставалось делать, как ожидать ответа русских. К рассвету 1 мая у них еще не было вестей ни от Кребса, ни от русских. В 7.40 утра Борман, с вполне понятным нетерпением, передал еще одно зашифрованное послание в Плен: «Гросс-адмиралу Деницу (секретно, лично в руки). Завещание вступило в силу. Приеду к Вам, как только смогу. В ожидании моего приезда, по моему мнению, Вам следует воздержаться от политических заявлений. Борман».