Мартин Иден. Рассказы
Шрифт:
Она еще раз внимательно прочла письмо. Постепенно она начинала верить Мартину; долго пришлось объяснять ей, какого рода условие он заключил, чтобы сразу получить такую сумму, но понять, что деньги ее и что они ему вовсе не нужны, этого она еще долго не могла.
— Я положу их в банк на твое имя, — наконец сказала она.
— Ничего подобного ты не сделаешь. Они твои, и ты можешь с ними сделать все, что захочешь; а если ты не возьмешь их, то я отдам их Марии. Она найдет им употребление. Но я посоветовал бы тебе нанять прислугу и хорошенько отдохнуть.
— Я все расскажу Бернарду, — объявила она, уходя.
Мартин поморщился, но потом рассмеялся.
— Да, расскажи, — сказал он. — Может быть, после этого он опять позовет меня обедать!
— Да, конечно…
Глава XLII
Через некоторое время Мартин остро ощутил одиночество. Он был здоров, полон сил, а заняться ему было нечем. С прекращением работы и занятий наукой после смерти Бриссендена и разрыва с Рут в жизни образовалась пустота. Приятно проводить время в кафе, курить египетские папиросы — этого ему было мало; его это не удовлетворяло. Правда, его манил Тихий океан, но у него было чувство, что он не доделал на родине всего, что следовало. Две его книги ожидали выхода в свет; да и еще у него оставались готовые книги, которые можно было издать. Он мог заработать на них много денег, и лучше было подождать и поехать в Океанию с целым мешком золота. Он знал одну бухточку и долину на Маркизских островах, которые он мог бы купить всего за тысячу чилийских долларов. Долина простиралась от берегов подковообразной, почти замкнутой бухточки до окутанных облаками вершин гор и занимала приблизительно десять тысяч акров земли. Там росли тропические фрукты, водились дикие куры, дикие свиньи и иногда появлялись стада диких коров; в горах водилось множество диких коз, на которых нападали стаи диких собак. Вся эта местность была дикая. Там не было ни одного человеческого существа, и он мог купить все, вместе с бухточкой, за тысячу чилийских долларов.
Бухта, насколько он ее помнил, была чудесная, она была достаточно глубока, чтобы любое, даже самое большое судно могло войти в нее, и настолько безопасна, что лоция Тихого океана рекомендовала ее как лучшее место для починки кораблей на протяжении нескольких сотен миль. Он купит шхуну — судно с медной обшивкой, похожее на одну из тех яхт, которые мчатся, словно птицы, и станет торговать копрой и жемчугом. Он сделает из долины и бухты свою главную резиденцию. Там он построит патриархальную хижину из соломы, как Тами, и наполнит и дом, и всю долину, и свою шхуну чернокожими слугами. Он будет принимать там губернатора Тайохаэ, капитанов плавающих по Тихому океану торговых судов и весь тамошний сброд. У него будет открытый дом, и он будет принимать гостей, словно какой-нибудь принц. И он забудет все книги, которые прочитал, и весь свет, оказавшийся лишь разрушенной иллюзией.
Но, чтобы все это осуществилось, надо было подождать тут в Калифорнии, пока мешок не наполнится деньгами. Они уже начали плыть ему в руки. Стоит только одной из его книг произвести сенсацию — и откроется возможность продать всю груду рукописей. Он мог бы составить из своих рассказов и поэм несколько сборников и таким образом обеспечить себе долину, бухту и шхуну. Писать он больше не будет — это он решил твердо. Но пока, в ожидании появления в печати книг, нужно что-нибудь делать, чтобы выйти, наконец, из того состояния апатии, в котором он пребывал.
Однажды, в воскресенье утром, он прочел, что в этот день состоится пикник союза каменщиков в парке Шелл-Моунд, и отправился туда. В прежние годы он слишком часто бывал на пикниках рабочих, чтобы не забыть, что они собой представляют. Теперь, войдя в парк, он вновь испытал прежнее ощущение. В сущности, эти рабочие были его собратьями. Он родился среди них, жил среди них и, хотя на время и ушел от них, ему было приятно вернуться к ним.
— Да ведь это Март! — услыхал он чей-то голос и почувствовал чью-то дружескую руку на своем плече. — Где ты пропадал? Плавал, что ли? Пойдем, выпьем вместе.
Мартин очутился среди старых приятелей; кое-где в этой толпе замечались бреши, а кое-где мелькали новые лица. На пикник собрались не одни каменщики. Приятели Мартина, как и в старину, бывали на всех воскресных пикниках, чтобы потанцевать,
— Совсем, как раньше! — воскликнул Джимми, обращаясь к кучке товарищей, которые весело смеялись, глядя на Мартина, кружившегося в вихре вальса с блондинкой. — Э, я не сержусь, я очень рад опять повидать его! Посмотрите, как он танцует! Как здорово! Понятно, что всякой девушке лестно с ним поплясать!
Мартин честно привел блондинку обратно к Джимми, и все трое вместе с полдюжиной других приятелей стали наблюдать за кружившимися парами, смеясь и перебрасываясь шутками. Все были рады вновь видеть Мартина. Ему казалось, что произведения его еще не появлялись в свет! В их глазах он был просто яркой личностью. Они любили его ради него самого. Он чувствовал себя, как принц, возвратившийся из изгнания, и его одинокое сердце расцветало в веселой, жизнерадостной атмосфере, в которую он окунулся. Это был сумасшедший день, и Мартин был в ударе. Кроме того, у него водились деньги, и он сорил ими, как прежде, когда возвращался из плавания.
Среди танцующих он увидел Лиззи Конолли в объятиях молодого рабочего. Позднее, когда, обходя зал, он столкнулся с ней, она сидела за столиком в буфете. После первых возгласов удивления и приветствия он увел ее в парк, где они могли поговорить, не перекрикивая оркестр. С того момента, как он заговорил с ней, она вновь была в его власти. Он знал это. Об этом говорила покорность в ее блестевших глазах, и горделивая осанка в сочетании с мягкими движениями, и жадность, с которой она ловила каждое слово Мартина. Она уже не была той молоденькой девушкой, которую он когда-то знавал. Теперь это была женщина, и Мартин отметил, что она похорошела, ее яркая, задорная красота не потеряла ни капли своей самобытности, не стала менее броской, а пылкость не проявлялась так ясно.
— Красавица, красавица! — с восхищением чуть слышно бормотал Мартин. Он знал, что она принадлежала ему; стоило ему сказать «пойдем», — и она последует за ним на край света.
Не успела у него промелькнуть эта мысль, подобно молнии, как он получил сильный удар по голове, от которого чуть было не свалился. Кто-то хватил его кулаком с такой яростью и стремительностью, что попал не в лицо, как хотел, а в ухо. Мартин, все еще шатаясь, обернулся и увидел высоко поднятый над собой кулак. Он нагнулся, и кулак, не причинив вреда, пролетел мимо, что заставило нападавшего сильно покачнуться вперед. Размахнувшись левой рукой, Мартин нанес удар своему противнику, после чего навалился на него всей тяжестью своего тела. Тот боком упал на землю, но тотчас же вскочил на ноги и с бешенством опять бросился вперед. Мартин увидел его искаженное от злобы лицо и не мог понять, с чего это он так разъярился. Он сразу же нанес ему новый удар прямо в грудь и вновь навалился на него. Напавший зашатался, упал навзничь и остался беспомощно лежать на земле. Тем временем Джимми и другие подбежали к месту драки.
Мартин весь дрожал. Да, это действительно напоминало доброе старое время с их танцами, и драками, и весельем. Зорко следя за своим противником, Мартин быстро взглянул на Лиззи. Обычно девушки сразу же поднимали крик, как только у их кавалеров дело доходило до кулаков, но она не проронила ни звука. Она следила за борьбой напряженно, затаив дыхание и слегка наклонившись вперед; одна рука ее была прижата к груди, щеки раскраснелись, и взгляд был полон удивления и восхищения.
Упавший поднялся на ноги и пытался ускользнуть от державших его рук.