Мартин-Плейс
Шрифт:
Он всегда избегал этой темы. И еще — разговоров о его жизни дома. Ведь дом — это не здание на Токстет-роуд. Дом — это приют дружбы и тепла, который он когда-нибудь обретет, куда будут приходить его друзья. Всегда в будущем — мечта, сложившаяся из надежд его матери и его собственных. Впрочем, почти только из его собственных. Но это не имело никакого отношения к Глибу.
— Знаешь что, Пола? Предположим, что моя жизнь меня устраивает.
— Вовсе нет, но ты не хочешь в этом признаться, — дразнила она. — Разве не так? Я тебя хорошо изучила, Дэнни-Дэн. Ты — неприкаянная душа.
— И ты тоже, — возразил он. —
— Но действительно приятно! Право же, Дэнни, они, конечно, снобы, но нам очень весело. Неужели тебе никогда не хочется повалять дурака и посмеяться?
— Именно этого я и ждал в субботу. Только все получилось по-другому. Верно?
— Это все Руди виноват. Но ведь я встала на твою сторону. Разве нет?
— Если заглянуть поглубже, ты ведь не такая, как они, Пола. Только внешне. А мне трудно быть чем-нибудь только внешне. В этом моя беда.
Пола грустно покачала головой.
— Ты слишком уж серьезен, Дэнни-Дэн. Я тебе сказала это, еще когда в первый раз ходила с тобой в кино.
— Ну, так не трудись повторять. Мне от этого тошно. В своем квартале я могу развлекаться сколько душе угодно в трех Местах: в дансинге, в бильярдной и в церкви. Я работаю, чтобы выбраться из этой ловушки.
— И очутиться в другой, только побольше, — заметила Пола и начала жевать сорванную травинку. — В ловушке, которая зовется «Национальным страхованием». Оно превратит тебя в столп респектабельности, милый мой, — добавила она с саркастической снисходительностью. — В солидного семейного человека, отсиживающего на службе с десяти до пяти. А если ты хоть немного преуспеешь, то станешь к тому же невыносимо нудным. — Она назидательно погрозила ему пальцем. — Я говорю тебе всё это для твоей же пользы. Как сказал некий учитель, мне от этого больнее, чем тебе. — Засмеявшись, она откинулась на траву и устремила взгляд на древесные кроны. — А это, в свою очередь, доказывает только, что будущей миссис О’Рурк стану, во всяком случае, не я. Неужели ты не понимаешь?
Дэнни окаменел. Обвинение в респектабельности было ударом ножа в спину, который поразил самое сердце его бунта. Он понял, что Пола убегает под прикрытием своих насмешек, неизменно ускользает от него, — и внезапно барометр его чувств взбесился.
Он успел заметить, как внезапно расширились ее глаза, почувствовал, что ее рука отчаянно упирается в его плечо, но не остановился. Респектабельность испускала дух, а вместе с ней и приличия: он прижимал плечи Полы к земле и целовал ее в щеку, потому что-она отвернулась. Его ладонь нащупала ее грудь, нажала, а Пола отчаянно вырывалась.
— Дэнни, прекрати… Пожалуйста… Люди увидят… Дэнни… Дэнни! — ее рука взметнулась и хлестнул по щеке. Он ошеломленно ослабил хватку, и Пола, вскочив на ноги, начала отряхивать юбку.
— Чего ты, собственно, добивался, черт побери? — она в ярости посмотрела на него. — Хотел изнасиловать меня?
Волна страсти и гнева отхлынула. Дэнни не решался взглянуть на Полу и тупо молчал, смущенный и уничтоженный.
Пола продолжала смотреть на него. Ее лицо обрело нормальный цвет и из рассерженного стало недоумевающим.
— Маленький рецидив пещерного прошлого! — сказала она. — Впрочем, ладно. Считай, что ничего не было.
— Или на твою.
— Мне безразлично, какая у меня будет репутация в этой дыре. Но благонравные малыши-клерки обязаны быть пунктуальными и не должны ходить гулять с машинистками в обеденный перерыв. Спроси любого вышколенного администратора.
— В таком случае из меня вряд ли когда-нибудь выйдет вышколенный администратор. Верно?
— Ну, так тебя вышвырнут вон.
Дэнни со смехом вскочил на ноги, презирая всех фисков и льюкасов мира. Они пошли к выходу из парка, и Пола взяла его за руку. Он крепко сжал ее ладонь, чувствуя, что неожиданно добился новой близости между ними. Ему приходилось слышать, что женщину нужно разбудить, и теперь он исподтишка поглядывал на Полу.
Когда они вышли из ворот и увидели Митчелловскую библиотеку, Пола сказала:
— Я последнее время часто здесь бываю — подбираю кое-какой материал. «Женский журнал» предложил мне написать серию статей о романтичных знаменитостях. Статьи должны быть достаточно познавательны, но приперчены богемой, чтобы раздразнить аппетит средней домашней хозяйки. Я начала с Уайльда.
— Пожалуй, это и есть твой великий шанс, — сказал он. — А не могу ли я помочь тебе подбирать материал?
— Ну конечно, Дэнни-Дэн, любой предлог лучше полного его отсутствия. Но если ты провалишь свой экзамен по бухгалтерскому делу, мне придется иметь дело с парой разгневанных родителей.
Дэнни принялся ее убеждать, и в конце концов она согласилась.
— Хорошо, Дэнни, договорились, и большое спасибо. И знаешь что? Теперь я буду думать о тебе… как просто о тебе. Понимаешь?
— По-моему, да, Пола.
Это значило, что он больше уже не будет только придатком «Национального страхования». Однако именно там он рассчитывал сделать карьеру, и с этой точки зрения ее слова были не слишком утешительны. Но теперь, во всяком случае, он в ее глазах ничем не запятнан.
Войдя в зал, Дэнни направился к своему столу.
— Вот шествует Казанова О’Рурк, — заявил Салливен, стараясь, чтобы Дэнни его услышал.
Лью Бригс, клерк с заячьей губой, ответил:
— Што они иш шебя строят? Шон любви шолотой?
Арт Слоун ухмыльнулся, а Гарри Дент прикинул свои шансы (почему бы и нет, раз уж она гуляет с зеленым, мальчишкой вроде О’Рурка?), а девушки, оторвавшись от работы, посмотрели на него с любопытством.
Дэнни их интерес казался жалким, карикатурой на чувства, которые для него были самой жизнью. Не лица, а пустые кружочки. Эти люди — такие же чужие ему, как и компания Полы. Среди своих сослуживцев он не нашел той внутренней сплоченности, которой искал. Наиболее честолюбивые неизменно таили недоверие и были склонны высматривать выгодное местечко вне стен «Национального страхования». Он словно жил среди разобщенных клеточек, которые, однако, функционируют одинаково, подчиняясь слепому инстинкту. Если кто-нибудь и видел в своей работе, в своих надеждах служение другим людям и своей стране, никто этого не высказывал вслух, и, не будь разговора с Рокуэллом, Дэнни давно уже решил бы, что здесь слепые ведут слепых. И даже несмотря на заверения Рокуэлла, ему иногда казалось, что дело обстоит именно так.