Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Маша не поняла, как, но Сабрине удалось найти дорогу покороче – и мимо утренних низин с папоротниками. Вскоре за деревьями показалась петляющая по всему заповеднику речка Болотинка, а ещё через полчаса они набрели на заброшенное костехранилище, одну из стен которого почти разобрали на дрова курсантами. Там уже и до стационара было рукой подать.
Когда они добрались, на лес уже совсем опустился вечер. Дежурные громыхали посудой в тазиках, костёр догорал и дымился. Маша повертела головой в поисках одногруппников: парни расположились на пластиковых креслах недалеко
– Ну как? – поинтересовалась она и, не выдержав, упала в свободное кресло и вытянула уставшие ноги. Сереющее небо над стационаром казалось таким низким, что за него цеплялась даже крыша двухэтажного дома.
– В порядке, – махнул рукой Рауль. Было непонятно, отгоняет ли он комаров или приветствует её. – Только вот у Ляли немного…
– М? – поддерживая разговор, как могла, протянула Маша.
Ник и Рауль обернулись на Мартимера. Тот сосредоточенно раскручивал рацию отверткой, но после минутного молчания перестал делать вид, что никого вокруг себя не замечает. Он поёрзал в кресле и нехотя начал:
– Взяла с собой кетчуп. Я всё думал, есть она его что ли будет? Нет.
Он оглянулся, будто проверял, не стоит ли Ляля за его спиной.
– Выждала, когда я уйду вперёд и пропала. Я когда заметил, что её нет, давай искать. Два часа крутился в одном квартале. Нашёл, в общем… в кустах и всю в кетчупе. Изображала из себя мёртвую.
Маша передёрнула плечами и сама не поняла – от вечерней прохлады или слишком явно представила себе измазанную в красной жиже Лялю.
– Так я и не поверил ей. – Мартимер поднял со стола отвёртку и снова принялся ковыряться в рации. – Говорю, вставай. Она не очень расстроилась. Шла потом и всю дорогу меня расспрашивала, что бы я стал делать, если бы кровь была настоящая.
– М-да, – протянула Маша, не зная даже, что ещё сказать.
– Да уж, – вторил ей Ник. Приступ красноречия его тоже сегодня не посетил.
Комары кусались так яростно, будто собирали кровь для своих маленьких голодных детей.
– Ну, кстати, она неплохо ориентируется и колечком пользуется. – Мартимер пожал плечами, оправдывая свою спутницу. – Мы очень быстро всё нашли.
– Зато мы копались до самого вечера, – буркнула Маша. Она отвернулась в сторону дежурных: те домывали посуду, и лента в косе одной первокурсниц напомнила Маше красную ленточку, забытую на ветке дерева.
Из темноты за дверью стационара вынырнула Сабрина с походной миской и направилась к полевой кухне за ужином. Содержимое большой кастрюли там уже не исходило паром, но главное, что оно там было. Маша поднялась, отряхивая с себя комаров, и едва не вздрогнула, когда рация на её поясе захрипела.
Парни, видно, оставили рации в комнате, а Мартимер свою ещё не успел собрать, но на крыльцо дома выскочил взъерошенный Лев.
– Приём! – перекрикивал помехи он. – Кто говорит? Приём!
– Кто ещё не вернулся? – Маша покрутила головой, но и без того успела понять, что не было слышно Таи и Венки. Если бы они успели прийти, на поляне перед стационаром стало бы тесно.
Хлопнула
– Тая, оставайтесь на том месте, где сейчас стоите, – голос Горгульи гремел над всей поляной. – Сейчас за вами придут. Где вы? Можете определить?
В шипении помех Маша едва различила два слова: каменный мост. Она сразу же вспомнила день практики, когда Денис Вадимович водил их туда – шли долго, и никаких приятных воспоминаний у Маши не осталось. Сам каменный мост был полуразвалившимся, но единственным остатком деревни на берегу Болотинки.
То место уже успело зарасти берёзами и малинником, дома ушли в землю, кое-где торчали остатки печей, а мост остался – под поросшими мхом камнями грустно замерла вода в болотце. Да, это было далековато от стационара.
С мест поднялись Рауль и Мартимер и неторопливо подошли к Горгулье, которая всё ещё что-то пыталась выяснить у заблудившихся.
– Давайте мы сходим за ними, – объявил преподавательнице Рауль, когда та прицепила рацию на пояс и выжидающе глянула на них. – Я знаю, где это.
– Фонарики не забудьте, – сузив глаза, рыкнула Горгулья.
Парни ушли в дом собираться, а Маша решительно направилась к обеденному столу. Там одиноко притаилась на краешке её тарелка с холодным комком макарон и чья-то чужая ложка – видно, опять перепутали. Маше было всё равно, она забралась на обтёсанное бревно рядом с Сабриной.
– Слышала? – спросила Маша, не отворяя взгляда от пачки майонеза, едва ли не завязанной в узел.
– Что, пингвинихи провалили задание? – Сабрина даже не повернулась в её сторону.
Пингвинами они нарекли девушек во время прошлой практики, когда парни так же заняли комнату на втором этаже. Была глубокая ночь, и все пятеро лежали на своих кроватях в полной темноте, прислушиваясь к нескончаемому веселью наверху.
– Слоны, – буркнула тогда Маша, с головой забираясь под колючее одеяло. Тут же оголились ноги.
– Причём тут слоны? – спросила Тая после минутного молчания. – Ты сама-то поняла, что сказала?
На нижнем ярусе прыснула Сабрина.
– Слоны потому и слоны, что… – Она вздохнула. – Да кому я объясняю. Пингвинихе.
– И что ты хочешь мне сказать? – Сабрина побултыхала остатками чая в кружке. – Что я виновата, да?
Пока Маша набирала воздуха в грудь, чтобы высказать всё своё негодование, Сабрина выплеснула чай в траву и поднялась.
– По-моему, они бы и так заблудились. Не умеют ориентироваться, так нужно было в педагогический поступать, – она старательно проартикулировала последнее слово, стукнула кружкой по столу и зашагала к стационару.
Ковыряясь в макаронах и гоняя комаров, Маша не могла понять, почему ей вдруг стало так тяжело дышать. Вдали, за деревьями помелькали и исчезли белые кругляши света от фонариков. Так и отложив ложку, она пошла следом за Сабриной.