Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
В полутёмном коридоре, который часто служил помещением для общих собраний, за столом пристроился Лев с тетрадкой. В свете одинокой свечи он щурился на свои собственные каракули и пытался что-то дописывать. Прозрачная серая ночь из дома казалась непроглядным мраком.
Маша заглянула в комнату: там было ещё темнее, чем на улице. На её приход комната не ответила ни единым шорохом.
– Ну не сердись, – попросила она в пустоту. – Я не думаю, что ты виновата.
От стены оторвалась тень и подалась
– Да нет, ты права, – отозвалась она, глядя мимо. – Из-за хвостов по практике отчисляют куда больше курсантов, чем из-за экзаменов.
Лев за Машиной спиной хлопнул тетрадью по столу.
– Слушайте, не воспринимайте всё это всерьёз. Она просто пугает.
Маша обернулась: отчёт перестал занимать Льва. Теперь он старательно пытался придавить колпачком от ручки паука, который метался по всему столу.
– Кто? – фыркнула Сабрина, намереваясь ему тут же рассказать, как нехорошо лезть в чужие разговоры – это Маша поняла по сердитому излому её губ.
– Горгулья, пень ясеня! Специально вызывает одного из пары к себе и говорит, что оценки будут разные. Это чтобы друг другу мешали, и никто не дошёл, ясно же, как пень ясеня. Я других тут уже поспрашивал. Во всех парах так.
Зря он это сказал, Маша не успела даже испугаться, как Сабрина перевела взгляд на неё, и, кажется, побледнела ещё больше, хоть в свете единственного язычка пламени мир и так не искрился красками.
– Так вот, значит, для чего она тебя вызывала, – выдохнула она так тихо, что Лев не услышал бы, даже если бы перестал долбить ручкой по столу.
– Понимаешь. – Маша взмахнула руками, понимая, что притворятся несведущей сейчас бессмысленней всего. – Тебе же сказали – это специально, чтобы мы поссорились. Очередная проверка. На прочность.
Она говорила и говорила, не замечая, чтобы лёд в глазах Сабрины начал хоть подтаивать.
Глава 2. Дом ведьмы
Те, кто считает, что душевная боль тяжелее физической, просто ещё не ощутили настоящей физической боли.
Сабрина
– Сабрина, – подала голос Маша и часто-часто заморгала, надеясь, что сможет хоть что-то рассмотреть в кромешной темноте.
Она обещала себе не спать, но усталость взяла своё, и Маша просто отключилась и проснуться смогла только от невыносимого чувства тревоги. Она подняла к лицу руку и сощурилась на электронные цифры на часах: уже перевалило за ночь. В дальнем углу комнаты ворочалась Ляля. Маша не знала, разбудила ли она всех своим вопросом, или они так и не смогли заснуть.
– Что? – отозвалась с нижнего яруса Сабрина.
– Не знаешь, парни ещё не вернулись?
Она
– Нет, кажется. – Та перевернулась с боку на бок, и в голосе её послышалось сожаление. Всегда неприятно сообщать плохие новости. С гораздо большим удовольствием Сабрина сказала бы Маше: да пришли они уже давно, спи и другим не мешай.
– Куда они делись…
Маша свесила ноги с кровати и нашарила приставную лесенку, которую обычно тайком и ночью снимала Тая. Свой фонарь она хранила рядом с вещами Сабрины, поэтому поиск его по ночам превращался в настоящую пытку: Маша каждый раз будила чутко спящую подругу.
На этот раз она нащупала его почти сразу, нажала на плоскую длинную кнопку, и шарик света лёг на смятые простыни. Сабрина полулежала, подперев голову рукой. Она даже не разделась, хоть в комнате и не было холодно. Сабрина как будто собралась вот прямо сейчас уходить.
– Пойду, у Вадима Денисовича спрошу, – буркнула Маша, отворачиваясь, словно её очень заинтересовала конструкция фонарика. Воспоминание о вечернем разговоре прохладой висело между ней и Сабриной.
– Иди. – Та пожала плечами. – Только он Денис Вадимович.
Зябко ёжась, Маша вышла в коридор. Хоть свет фонарика и вырывал из темноты то пыльный подоконник с дохлыми мухами, то таз с посудой, притащенный сюда сознательными дежурными, Маша всё равно то и дело натыкалась на стулья и столы – спросонья. Во рту было солоно и приторно от крови из прокушенной губы.
Входная дверь оказалась плотно захлопнула, но не закрыта на засов. Маша попрыгала перед единственным окном, выходящим на полевую кухню, и осталась недовольна: за ним было темно, только угадывались громадные силуэты деревьев.
Она осмелела и постучала в комнату преподавателей. Где-то заскрипели половицы, и с лестницы на второй этаж потянуло эфемерным холодом. Маша переминалась у двери с ноги на ногу больше пяти минут, но никто так и не отозвался. Она дёрнула дверь на себя – заперто.
Потирая слипающиеся глаза, Маша снова вышла в общий коридор. Здесь, найдя на столе забытую свечу Льва, а в «хозяйственном» углу – спички, она выключила фонарик и уселась за стол. Огонёк свечи отражался в тёмной глубине окна, раздваивался там, и выходило, что в тёмноте плясали сразу три язычка жёлтого пламени.
Маша подтянула брошенную на столе тетрадку к себе поближе и раскрыла на первой попавшейся странице. Читать было сложно, сколько она не щурилась, огонёк свечи не давал разобрать мелкого летящего почерка. Она уткнулась лицом в ладони – только бы не заснуть и не пропустить их приход.