Машина пробуждения
Шрифт:
– Просто уходи, пока еще можешь, Купер. – С этими словами бард закрыл дверь, и щелчок замка положил конец их беседе.
– Идем, – сказал Купер Никсону, опуская хлипкую лестницу над каналом.
Неребенок быстро перебежал по ней на другой берег и с нахальной улыбкой уставился на толстяка.
Переулки Неподобия не были оживленными в этот час, но глаза тех немногих прохожих, кого они встретили, лихорадочно блестели. Уличный музыкант, прислонившийся к купающейся в утреннем свете белой стене, смотрел на свою гитару так, словно в той было полно змей. Цветочница несла корзинку
– Сесстри действительно ждет нас на лодке? – спросил Купер, прежде чем взять и оценить на вкус протянутую Никсоном добычу.
Мальчишка только кивнул – его рот был полон жареного хлеба и овощей.
Дожевав, Никсон вытер руки о передник пожилой женщины, стоявшей в дверях своего дома и отчаянно вращавшей головой, но, кажется, боявшейся сделать хотя бы шаг. С кончиков ее пальцев сочилось какое-то жидкое дерьмо. Купер и его гид свернули на узкую улочку, над которой были натянуты бельевые веревки.
– Знаешь, я всегда мечтал жить на лодке, – произнес Никсон, заткнув большие пальцы рук в шлевки своих коротеньких штанишек.
– Да ну? – недоверчиво сказал Купер.
Никсон скорчил рожу.
– Разумеется, нет, идиот. Всю свою жизнь я мечтал только об одном, – хохотнул немальчик и перепрыгнул через лужу. – Мой одноклассник как-то сказал, что за время нашей совместной учебы голосовал за меня не менее двадцати раз, когда я избирался то на одну ученическую должность, то на другую. Я, дружище, очень хорош в том, чтобы добиваться того, чего хочу. – Никсон прикусил губу. – Жаль только, не настолько хорош, чтобы удержать полученное в своих руках. Вот мы и пришли.
У причала дожидалась баржа. За штурвалом тихо стояла бочкообразная женщина, а пожилой мужчина с длинными желтовато-седыми волосами и испачканной супом бородой махал Куперу рукой. Никсон переминался с ноги на ногу, ему не терпелось как можно скорее отправиться в путь.
– Познакомься с капитаном Боул, – сказал он Куперу, кивая на квадратную женщину. – Она доставит нас в самую гущу событий.
– Привет-привет, синяя птица! – совершенно по-девчачьи помахал рукой старик, радостно улыбаясь Куперу. – Наконец-то ты проснулся.
– Ну да! – согласился Купер. – А что, было как-то иначе? Едва он успел подняться на борт, как баржа отчалила.
– Даже не спрашивай, Купер, – раздался из-за спины капитана голос Сесстри. Она сидела на ящике, скрестив ноги и привалившись спиной к деревянной сараюшке, служившей капитанской каютой. На коленях у нее лежала книга, а на уголке губ дымилась коричневая сигарилла. – Даже. Мать его. Не спрашивай.
Старик потянул себя за желтую бороду.
– А разве так не бывает со всеми нами,
– Не спрашивай, Купер, – сказал Никсон, закатывая глаза и тоже запрыгивая на грузовой ящик. – Ничего. Мать его. Не спрашивай.
Кубическая женщина, стоявшая у штурвала, сконфуженно пробубнила, продолжая вести судно по узким каналам Неподобия:
– Ты уже успел побывать на борту «Яркой». Только тогда ты лежал в мешке, а на голове у тебя была основательная шишка.
– Правда? – посмотрел на капитана Купер; та выглядела… семижильной, вот, пожалуй, подходящее слово. – А когда?
Сесстри подалась вперед и ногой сбросила одну из своих книг за борт баржи.
– Сказала же тебе, – произнесла розоволосая, прежде чем вернуться к своему чтению; поза ее казалась непринужденной, хотя воняло от нее сейчас, как от мусорной шаланды.
Старый матрос широко развел руками и провозгласил:
– Мистический делирий, безумная страсть!
Капитан Боул кивнула в его сторону:
– Старина Уолтер присутствовал при этом. Мы отвезли тебя в Ля Джокондетт менее чем три ночи назад.
– А, ну спасибо вам за это. Это мне очень… помогло?
Сесстри скорчила гримасу.
– Ты не злишься? – спросила Боул. – Не оскорблен? Не жаждешь мести?
– Приятно познакомиться, Уолтер. – Купер принял ладонь старого безумца и от всей души пожал ее, прежде чем ответить капитану: – Нет, капитан Боул. Мирам приходит конец. Или что-то вроде того. То, что вы были причастны к моему похищению… Что ж, что было, то прошло да быльем поросло.
Боул как-то двусмысленно качнула головой.
Старик одарил Купера заговорщической улыбкой, а в глазах его отражалось желтое пламя факела.
– Делю я полуночные оргии с юными и танцую я с теми, кто танцует, да пью с теми, кто пьет.
– Звучит неплохо. Кого-то цитируешь? – спросил Купер; во всяком случае, ему показалось, что это цитата.
Уолтер выпятил грудь:
– Слова моей книги – ничто, но суть ее – все.
Купер, все еще переполняемый удивительным весельем, защищающим его психику, похлопал старика по спине – Уолтер оказался куда более крепким парнем, чем предполагали его костлявые запястья и плечи.
– Тебе стоит издать ее, Уолт.
Уолтер захихикал и с каким-то особым наслаждением вонзил свой шест в воду.
– Я все ищу что-то, да так и не нахожу, хотя и старательно искал весь долгий год, напевая подлинную песню мятущейся души.
С той стороны, где сидел Никсон, донесся глумливый смешок.
– Вы оба педики с Восточного побережья, – вздохнул как бы между прочим неребенок, кивнув на старика. – Вот только он хотя бы знаменит.
Купер внимательно посмотрел на безумца и сместил фокус зрения так, как недавно научился. Под красной цыплячьей кожей шеи Уолтера он увидел имязнак – потертую папку со звездой на обложке и зажатыми между листами пучками травы. Символ потянул за неожиданную ниточку, и Купер, не обращая внимания на то, как Никсон швыряет камушки в воду, вдруг понял, что знает, кто такой этот иссушенный матрос.