Машина пространства
Шрифт:
Жора вспомнил, что пианино Zimmermann стояло на втором этаже музыкальной школы, которую он посещал, в кабинете сольфеджио. Февральским вьюжным вечером он открывал массивную четырехметровую дверь с бронзовой ручкой, ступал вверх по гигантской железной лестнице, шаги гулким эхом отдавались в парадном, сверху доносился бестолковый речитатив гамм, Жора шел, наблюдая за тем, как на его ботинках тает снег, пока не доходил до большого прямоугольного зеркала в золоченой раме…
Сама мысль о том, что лодку могли переделать из старинного музыкального инструмента, выглядела бредовой и даже кощунственной. Но память, если это была она, не ведая
Лодка, несмотря на всю свою внешнюю нелепость, хорошо держалась на воде. Для того чтобы управлять ею, Жора захватил с собой старую лыжную палку, которую нашел там же в траве, неподалеку. Ее длины вполне хватало на то, чтобы отчаливать от берега, если лодку вдруг начнет прибивать, а также избегать столкновений с мелями и корягами. Да и река, насколько он успел заметить, была ровной и неглубокой. Скорее всего, палкой в качестве рулевого шеста кто-то уже пользовался, подумал он. Поэтому она и нашлась поблизости.
Чтобы унять боль в коленях, Пеликанов с удовольствием вытянул ноги. Иногда течением лодку тащило боком, а иногда медленно вращало вокруг своей оси, но это его не беспокоило. С панорамно вращающейся лодки было даже удобнее осматривать проплывающие мимо берега, заросшие почти до самой кромки воды густым смешанным лесом, в котором угадывалось копошение птиц и какой-то мелкой живности.
Первое, что он увидел, открыв глаза, – большую сине-зеленую стрекозу, вцепившуюся лапками в ушко уключины. Рядом с ним стояла пустая банка из-под тушенки, из которой одиноко торчала грязная алюминиевая ложка. Пеликанов заметил, что уже второй раз безнадежно пропускает момент погружения в сон. Возможно, в Заповеднике у него стали случаться приступы нарколепсии. Он нашел себя по-прежнему сидящим на баке. Затем понял, что пока он временно отсутствовал, пейзаж вокруг сильно изменился.
Река неимоверно расширилась – так, что ее узкие, тесные берега почти исчезли из виду, а вода в ней стала более прозрачной и приобрела металлически-серый оттенок. Высунув за борт лыжную палку, Пеликанов утопил ее по самую рукоять и почувствовал, как сильно ее относит подводным течением. Дна не было. Запястье окатило речным осенним холодом. До ближайшего берега – со множеством небольших покатых холмов и редкими, нервно торчащими из земли деревьями – было метров двести, не меньше. Другой берег и вовсе сливался с горизонтом. Над головой Жоры вскрикнула чайка. Он не понимал, стоит ли лодка на месте или движется.
Выбрав в качестве ориентира высящуюся на берегу разлапистую ель, Пеликанов стал ждать. Стрекоза куда-то улетела. Он на всякий случай стал прикидывать, осилит ли вплавь расстояние до берега, если придется. Решил, что нет, вода была слишком холодной.
Наблюдение за елью дало неожиданный результат. Несколько раз ему казалось, что лодке удавалось поравняться с ней, но потом он снова замечал ее, чуть впереди по курсу. У него возникло ощущение повторяющегося киноэпизода. Этот оптический эффект ввел Пеликанова в уныние. Он мог означать, что лодку водило по кругу или по какой-то замкнутой кривой. Если так, то это не
Пока Жора был всепоглощающе занят изобретением плана освобождения из речного плена, он не заметил, как лодка благополучно миновала ель и поплыла дальше. Получалось, что именно он не давал пересечь ей невидимую границу, привязав ее всем своим вниманием к выбранному на берегу ориентиру. Если бы он не стал беспокоиться, лодка плыла бы себе и дальше, как это, вероятно, и было, пока он спал. Жора стал помышлять о том, чтобы сознательно прибить лодку к берегу.
Вверх по пригорку вела едва угадывающаяся тропинка. В том месте, где он причалил, когда-то спускались к воде, но, видимо, очень давно. Жора закинул пустую консервную банку под полубак и на бицепсах стал вытягивать на себя рюкзак. Каблуки его армейских ботинок провалились в спрессованный влажный песок. Он еще раз взглянул на лодку со склона, теперь она напоминала выбросившуюся на берег от тоски черную деревянную рыбу до-диез минор. Он отвернулся и снова зашагал вверх. Куда и зачем он идет, ему было неизвестно. Но раз так получалось, нужно было продолжать путь.
Забор из бетонных плит тянулся вдаль, насколько было видно. Над ним ветвилась колючая проволока, напоминающая конфигурацией силовые линии магнитного поля из учебника физики за седьмой класс. Из-под плит выбивалась желтая, будто прокуренная трава. Это сколько же нужно бетона, чтобы возвести такой забор, думал Жора. Бетонная стена, возникшая перед ним, как только он взобрался на пригорок, преграждала путь.
На одной из плит он увидел прямоугольную табличку, белую, с красной окантовкой, напоминающую те, что вешают на трансформаторных будках:
«ОСТОРОЖНО, З!»
Вместо черепа со скрещенными костями над надписью виднелась хорошо прорисованная коровья голова с почти человеческими внимательными и умными глазами, почти такая же, как на банке тушенки.
Жора двинулся вдоль стены, рассчитывая отыскать в ней какой-нибудь изъян. Пройдя метров триста, он решил приложить ухо к тонкому зазору, образующемуся между одной из плит и черным столбом, служащим ей опорой. Но кроме завораживающего шума ветра по ту сторону, больше ничего не услышал. Разглядеть пространство за стеной тоже не получилось.
Нужно было или возвращаться обратно к лодке, или рыть подкоп. Жора представил, как нелепо это будет выглядеть, если он своим небольшим топориком станет копать у основания стены. И его снова пронзило.
На стене не следовало сосредотачиваться. Можно было попытаться миновать ее, просто игнорируя, не замечая.
Сев по-турецки спиной к стене, Жора стал убеждать себя, повторяя как заклинание: не может такого быть, не может страна тратить на стены столько бетона, не может, это нереально, это просто абсурд – столько бетона ради одной стены… Люди до сих пор ютятся в деревянных бараках, не может…
Но чем дальше он думал об этом, тем больше в его сознание закрадывалось сомнение. Страна периодически выкидывала и не такое. Она могла, если нужно, несколько раз обмотать колючей проволокой по экватору земной шар.
За размышлениями Пеликанов не заметил, как позади него стал раздаваться мерный, убаюкивающий стук колес. Жора быстро сообразил, что произошло. Ему хотелось тут же повернуться, чтобы проверить свою догадку, но он оттягивал, медлил, продолжая внимательно вслушиваться в монотонный звук и ловить спиной набегающие волны подогретого тепловозного ветра.