Машина, сгоревшая от любви
Шрифт:
Но настоящий шкаф из дерева здесь бы не вписался в интерьер. Пришлось согласиться на бездушную офисную мебель. Зато книги на полках были живыми: с кожаными корешками, шуршащей бумагой, захватывающими историями.
Март сел в свое кресло и сосредоточился на сочинениях.
Ему не хотелось терять времени. Пока Диму найдут, пока преподаватель отпустит, пока мальчик доберется до кабинета, пройдет минута, две, может, десять. Не сидеть же это время с пустой головой.
В сочинениях учеников он искал проблески таланта.
Такова
Возле дверей выросла голограмма преподавателя Скучаева.
– Здравствуйте, Март Григорьевич. Позвольте войти? – спросил Виталий Максимович Скучаев, стоявший в приемной.
– Что у вас? – недовольно спросил Март: он всегда с трудом отрывался от работы.
– Можно войти? – повторил просьбу Скучаев.
– Да, конечно. – Март вздохнул. Сердце погрустнело от предчувствия пустого разговора.
Голограмма исчезла, дверь открылась. В кабинет вошел Виталий Максимович – пожилой мужчина с затвердевшими морщинами и аккуратно уложенными короткими светлыми волосами. Выражение его лица выдавало человека, уверенного, что ничего нового в жизни уже не узнает.
Скучаев, на взгляд Марта, был типичным преподавателем из социального квартала. Мнения и представления таких людей о жизни зацементировались много лет назад. Именно это больше всего раздражало Марта в местных учителях.
Когда человек перестает удивляться, он превращается в камень. А чему камень может научить живого ребенка? От робота, кажется, было бы больше проку…
– Я хочу порекомендовать одну ученицу, – размеренно сказал Виталий Максимович, остановившись посредине между дверью и рабочим столом Леонидова. – Нику Лавину. Я сегодня послал вам ее данные в письме.
– Хорошо, я посмотрю, – холодно ответил Март.
– Она талантливая девочка, надо бы ее поддержать, – продолжил Скучаев.
– Да-да, понятно. Посмотрю.
Март не особо поверил словам преподавателя. «Может, она его родственница. Или подпевает ему и тем нравится. Или ему заплатили». В конце концов, учитель мог банально ошибаться. Однако Март в любом случае изучит портфолио ученицы и примет непредвзятое решение. Таковы его профессиональные принципы – стараться быть честным и незашоренным.
А от учителя хотелось поскорее избавиться.
– Виталий Максимович, я позвал Дмитрия. Можно попросить вас сходить за ним? Поторопите его, пожалуйста.
– Вы-ы… совсем… не открывали свою… почту? – В неторопливом голосе Скучаева послышалось нечто пугающее, будто от слов бежала черная тень.
– А в чем дело? – Март пристально посмотрел на преподавателя.
– Дмитрия убили. Сегодня ночью…
Глаза Марта расширились, внезапно его ударило в грудь чем-то тяжелым.
4.
Одиночество всегда струилось вдоль школьных плинтусов. Его сероватый дымок норовил пристать к школьникам. Он окутывал кроссовки
Нику сегодня дымок не касался. Рядом шел Артем. Его рука обнимала и оберегала ее.
Встречные мальчики почтительно расступались, уважая спортивную звезду школы. Девочки в свою очередь бросали косые взгляды на Нику. Спокойно, подружки! Сегодня вы бессильны.
В ее голове вдруг вспыхнула картинка, на которой они с Артемом так же шли по школьному коридору. Только это выглядело совсем по-другому. На Нике было длинное красное платье до пят (почему-то виделось именно так, в реальности же в школе ходили кто в чем, и сейчас Ника пришла в шортах и рубашке). На Артеме белый костюм (в реальности – футболка и шорты-бермуды).
Почему-то Ника и Артем были изображены на ней со спины. Они шли бок о бок по школьному коридору, смотрели друг на друга вполоборота и смеялись.
Они были так заразительно счастливы, что на картине по школьному коридору от них разливался жаркий свет.
«Какими красками нарисовать счастье? Ой, даже не знаю. Надо искать. А блеск глаз? Я же вижу, вижу все это прекрасно! Но как сделать, чтобы увидели другие? Ка-ак?» – Желание начать рисовать картинку (и немедленно!) вспыхнуло настолько сильно, что вытеснило другие мысли.
На воображаемом рисунке их окружали другие девушки. Все – в купальниках и с обнаженными кинжалами в руках. Острия тянулись к Нике и Артему.
Одни девушки смотрели откровенно враждебно, другие фальшиво улыбались. Но каждая была сжата, как пружина, словно готовилась к прыжку. А дымок одиночества удавом обвивал их ноги.
Она представила цветовой редактор на своем электронном мольберте. Какой же все-таки оттенок подобрать для одиночества? В электронной палитре у серого больше двухсот пятидесяти оттенков.
Есть одиночество потемнее и посветлее. Можно подобрать тяжелое одиночество. Или легкое, как дымка. Короче, на любой вкус. Какой же оттенок ползет по школьному коридору?
Внезапно на ее запястье завибрировал школьный браслет. Ника посмотрела на руку. Там появилась голограмма – голова учителя биологии Виталия Максимовича. От него пришло сообщение.
– Ника, зайди, пожалуйста, ко мне, – требовательно произнесла голова-голограмма. – Я жду тебя в классе.
Что ему потребовалось? Скорее всего, какой-то мелкий вопрос. Можно и не ходить. Учителям в школе приходилось мириться с тем, что учеба здесь не нужна никому. Кроме редких чудаков-ботаников.
Лишь единицы найдут работу в социальном квартале. Попасть же на большую землю – мечта за гранью реальности. Здесь только удача поможет, из тех, что выпадает одна на миллион. Удел большинства – жить на пособие в социальном квартале, есть синтетическую пищу, жить в домах, предоставленных государством. Так есть ли смысл напрягаться в учебе?