Машина снов
Шрифт:
– Паланкины? – от неожиданности Марко даже выронил из рук свою плошку. Курочки вскудахтнули, осторожно трогая лапами покатившуюся чашку.
– Ну да. Паланкины, – серьёзно сказал Чжао. – А вы поди думали, что я совсем тупой?
– И как они, по-твоему, должны работать? Они летают, что ли?
– Известное дело. Только не как птицы, а так низенько, что ли, ну, как обычный паланкин едет, вот на той самой высоте, – и Чжао встал, чтобы показать рукой, на какой именно высоте должен лететь волшебный паланкин.
Как ни крепился Марко, но его всё-таки чуть не разорвало от хохота. Он
– А ты хороший парень, Чжао! – воскликнул Марко.
– Известное дело. Морда-то у меня, конечно, неказистая, но башка варит что надо, – уверенно ответил стражник. – Увидите, я ещё богатым буду. Из нашей деревни никто так высоко не забирался. Вот этих моих, юннаньских, ко дворцу на два полёта стрелы никто не подпустит. А я? Эвона как пристроился: и при дворце, и хозяйство своё имею. Ещё бабу бы…
– Ты про баб погоди. Ты как их во дворец провёз вообще?
– Заявку написал столоначальнику Дальних ворот, с сотником ихним согласовал, мол, везу для хозяйственных нужд два паланкина грузовых…
– Грузовых?! Да где ты слышал про грузовые паланкины-то, дубина?
– А вы думаете, они про такое слышали, что ли? Тоже мне, философы. Они на рядового писаря-то экзаменов не сдадут. С той стороны-то наш же брат, деревенский стоит. Я свою смену, катайскую, укараулил, да как они на дежурство заступили, эти паланкины летучие так и ввёз. Две арбы нанял, да всех делов.
Марко застонал, от смеха ему аж зубы свело. Дешёвое вино действовало как земляной огонь, обжигая голову изнутри.
– А чего вы ржёте-то? Они всё равно недоделанные оказались. Не летают.
– Никак?
– Вообще никак. Я их и камчой хлестал, и толкал – никак не летают.
– А ты кому-нибудь про них рассказывал? – осторожно спросил Марко, стараясь не спугнуть говорливое настроение, напавшее на собутыльника.
– А кому я тут расскажу? Этим червякам, что жратву сюда привозят? Или тем, что помои вывозят? Да и что я, дурак, что ли кому попало рассказывать? Дела-то известно какие сейчас творятся, особенно там, за стеной.
– Какие дела?
– А такие, что сегодня с утра я ненадолго в город отлучался, хотел своих земляков тех найти. Наказать хотел их немного за то, что они мне сломанные паланкины за рабочие отдали. Я ж своими кровными им уплатил за наводку, да они ещё мне грузить помогали. Вот ведь собачье отродье, я им…
– Погоди-погоди, ты начал что-то про то, что там за стеной происходит, рассказывать, – нетерпеливо перебил Марко.
– А-а-а, за стено-о-ой… – рассеянно пробормотал Чжао. – А что за стеной? – тут он снова поймал утерянную было нить, и глаза его вмиг превратились в хитрые щёлочки, – а-а-а, да! За стеной-то я сегодня смотрю, буквально в ближний квартал в аккурат наискосок от ворот, вот за тем рыбным рядом, где ещё улица вот такой поворот делает острый, там ещё, знаете, такая рябая баба всегда стоит-торгует, ростом с коня, наверное…
– Да чёрт с ней, с рябой этой! – в сердцах бросил Марко. – Что ты там этакого видел?
– А я странную видел штуку, – сказал Чжао и хитро замолчал,
– Ну не томи ж!
– Подъезжает, значит, туда свадебный кортеж. Большой довольно. Да всё паланкины женские по виду, всё с плюмажами да с лентами парчовыми, у нас таких во всём уезде было, может, две штуки всего. А тут их видимо-невидимо. И выходят из них, значит, бабы. Лица закрыты у всех, я так и не понял, какого они племени, но платья частями наши на них, а частью вроде как меркитские или другие какие степные. Только я смотрю: странное дело – из-под платьев-то ноги больно большие торчат. Мужские вроде как ноги.
– Да ладно тебе, – слегка подначил собеседника Марко.
– Да что вы мне «ладнаете», – взвился Чжао. – Я смотрю, поднимаются они в харчевню одну, где на вывеске два карпа дерутся. Там два этажа под постоялый двор отданы, но я ж знаю, туда без чиновной пайцзы не войдёшь, слишком близко от дворца. Я – за ними, кто меня остановит? Я ж в мундире. Я же тебе не лахудра какая. Я, было дело, подумал, что раз пайцзы у них есть в чиновной гостинице остановиться, может, они вельможные какие? А мне страсть как хочется хотя бы на одну фрейлину голой попялиться. Говорят, у них кожа прозрачная совсем, видно, как кровь бежит под ей. Я по дальней лестнице осторожно поднялся, смотрю… А там дела-то совсем худые. Они платья-то снимают, а сами – всё сплошь мужики.
– Да ну? Актёры, что ли?
– Ага, актёры, усатые, как кошка, да с саблями кривыми. Сарацины то были, вот чего, – и Чжао откинулся назад, довольный произведённым эффектом.
Марко помолчал, потом достал несколько монет и бросил в пыль. Куры бросились к ним, но Чжао с неожиданным для пьяного проворством прыгнул животом в пыль и начал любовно обдувать монеты, пряча их за пазуху.
– Может, ещё подкинете, раз вы от вина добренький такой стали? А то у меня от ваших пинков до сих пор причинное место словно кипятком обжигает, – сказал Чжао, не поднимаясь.
Марко достал остатки связки и побренчал деньгами как бы в задумчивости, глядя, как жадно глаза стражника следят за движением монет, словно кошка водит мордой за бумажной бабочкой на верёвочке.
– А ты доложил уже кому-нибудь? – спросил юноша деланно безразличным голосом.
– А мне зачем это? Меня дела за стеной не касаются. Мне за это денег не дают.
Марко бросил катайцу связку монет и тяжело поднялся.
– Спасибо тебе, Чжао, за вино. Пойду я.
– Куда вы пойдёте-то? Уж ночь на дворе. Остались бы, а то мне и поговорить не с кем, – обиженно протянул стражник.
– Ты про наш уговор помни. Стереги паланкины мои. Только я могу их заставить полететь. А будешь хорошо служить – и тебя научу, как ими понукать.
– Честно?
– Ты мне не веришь, что ли?
– Монету давайте, так я вам и молиться буду, мне-то чего…
– Достаточно с тебя монет на сегодня, – сказал Марко и скрылся в темноте.
Он пошатываясь прошёл пару ли по неосвещённой хозяйственной дороге, у поворота обернулся, чтобы убедиться в том, что за ним никто не наблюдает, и припустил во всю мочь, рискуя сломать лодыжку на ухабах. Сердце его билось как сумасшедшее.Пятнадцать.