Машина снов

Бодягин Максим

Марко усмехнулся и длинной темноватой струйкой плюнул в лицо ближайшего к нему сарацина. Тот зашёлся в рычащем матерном крике и бросился на Марка, но юноша, не дожидаясь, когда стражник приблизится на расстояние удара своей короткой сабли, чуть дёрнул кистью, и длинный меч наискось врезался сарацину в пах. Стражник густо всхлипнул, выронил клинок и упал, сжав пальцами промежность. Марко снова чуть шевельнул кистью, и острие меча с треском рассекло сарацину основание черепа, войдя между позвонков прямо под ободом шлема.

–

Я не виноват, что ты нанимаешь к себе в охрану слабоумных. Зачем тебе такие тупые стражники? Они ведь как куклы, хороши только для украшения входа в твои покои, – сказал Марко, сбил ножнами летящую стрелу и поднял с пола срубленную голову. Следующая стрела пробила мёртвому черепу глаз. Марко с силой метнул трофей в голову стрелка, подкатился к нему и снизу вонзил меч прямо под кирасу, взрезая застежки. Услышав сзади шелест ткани, он развернулся к нападавшему, выставив перед собой умирающего стрелка, как щит, и, оставив меч торчать в подреберье, выхватил из колчана мертвеца стрелу и воткнул её точно в глаз нападавшему.

– Сколько ещё этих идиотов нужно убить, прежде чем ты отдашь им приказ сложить оружие? – засмеялся Марко, вытирая меч о шальвары одного из убитых.

– Что ты делаешь?! – заорал Темур, глядя, как Марко методично отправил к праотцам ещё троих сарацин, разрубив последнего вместе с круглым кожаным щитом. Расширившиеся от страха и гнева глаза Темура неотрывно следили за песчаными дорожками, прихотливым узором змеившимися вокруг сапог юноши. Жившие собственной жизнью, они пугали гораздо больше, чем кровавые брызги, отлетавшие от потускневшего меча Марка.

– Я казню твоих людей за нарушение приказа императора Юань, – уверенно ответил Марко. – Я слышал, что они тайно отправляют сарацинские молебны, пользуясь принципом «такия», чем нарушают запрет, изданный императором ещё в Канбалу. Я надеюсь, ты ничего об этом не знал? Иначе получится, что ты – императорский наследник, чистокровный чингизид – являешься пособником бунта. И если так, то мне придётся под пыткой выведать, имеешь ли ты сношения с предателем Найаном или Ариг-бугой, – с расстановкой сказал Марко, внимательно следя за залом. Сарацины перегруппировались и попрятались за колонны. Там и сям слышалось скрипение натягиваемой тетивы.

– Что тебе нужно?!

– Я хочу, чтобы ты говорил со мной как с равным. Чтобы ты, Темур, слушал меня внимательно-превнимательно, так, как ещё никогда не слушал никого, включая собственных отца и мать, – сказал Марко, заходя за балдахин так, чтобы Темур находился на линии атаки и своим телом защитил его от лучников. – Я пришёл к тебе хоть и тайно, но не держа никакого зла. А твои цепные псы, которыми, как видно, даже ты не можешь управлять, набросились на меня. Хотя пайцза у меня на шее довольно красноречиво говорит о том, кто я такой, не правда ли?

– Я готов говорить, – грубо сказал Темур.

– Ты меня не слышишь, Темур, – сказал Марко и положил лезвие

на плечо чингизида. Три-четыре стрелы моментально впились в поддерживающую балдахин балку, пробив на лету тончайшую ткань занавесей. – Я ведь просил тебя – отдай приказ твоим нухурам сложить оружие.

Марко понимал, что, коснувшись тела Темура, совершил тактическую ошибку. Теперь его можно было обвинить в нападении на принца. Поэтому он переложил меч в другую руку и кончиком лезвия отбросил тонкое покрывало. На мятой постели скорчился красивый смуглый подросток со злыми пустыми глазами. Марко рывком подтянул его к себе за длинные надушенные волосы и глумливо спросил:

– Что я вижу? Сарацины пробрались в спальню императорского сына? Они угрожали вам? Нет ли здесь колдовства?!

– Нет, – шепнул одними губами Темур, – не надо, Марко. Я прошу.

– Оружие, – напомнил Марко. Подросток сонно забился у него в руках, как пойманная лягушка, и Марку, в ноздрях которого ещё стоял манящий аромат крови, стоило большого труда не придушить гадёныша.

Темур устало махнул широким рукавом халата и что-то коротко выкрикнул. Сарацины медленно показались из своих укрытий. И потом так же медленно начали складывать своё странное, богато украшенное оружие посереди опочивальни.

– Пусть оставят нас одних. И твоего любовничка пусть тоже уберут отсюда, для его же блага, – сказал Марко, швырнув красавчика на середину комнаты. И сильный порыв словно ниоткуда взявшегося ветра хлопнул портьерами, зазмеившись сотнями песчаных дорожек.

Темур быстро приходил в себя. Слишком быстро, отметил про себя Марко. Юноша подошёл к луже крови, поднял обезображенную голову сотника, обломив стрелу, торчащую из глазницы, и сел на роскошную Темурову кровать, вертя голову в руках. Уцелевший глаз смотрел пусто, ярость вытекла из него вместе с кровью.

– Смелый был воин, да? – нахально спросил Марко на родном наречии Темура. – Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Вот так стараешься-стараешься, что-то планируешь на будущее, трепыхаешься, борешься за жизнь… А мелькнёт сталь, прошипит стрела, и всё… Назавтра твоя голова становится чашей на чьём-то пиру. Может быть, её будет держать человек, о котором ты при жизни и слыхом-то не слыхал, а? Сегодня ты молод, здоров, весь мир у твоих ног. А пройдёт секунда – и ты мёртв, как гнилая коряга.

Краем уха он вслушивался в дыхание Темура. Успокоившееся было сердце принца снова тревожно заколотилось, и безволосая, белая, оплывшая, как у располневшей женщины, грудь чингизида снова начала выплёвывать воздух судорожными толчками. Марко неожиданно бросил ему голову сотника, Темур вскрикнул, выронил её, и она тяжело покатилась по полу, глухо стуча и подпрыгивая, как странный мяч. Принц брезгливо осмотрел халат и широким рукавом начал зло оттирать пятна крови, забрызгавшие обшлага.

– Ты уже слышал новости, Темур?