Машинисты (авторский борник)
Шрифт:
Но мы не легли и ждали удара стоя. А на станцию, на депо с гулом, переходившим в свист, стали падать десятки зажигательных бомб. Едва коснувшись земли, они вспыхивали слепящим бенгальским огнем. Прямо на глазах загорались пропитанные мазутом шпалы на путях. Из смотровых канав, где помощники и кочегары всегда смазывали локомотивы, с треском и искрами выбивалось пламя. Казалось, сама промасленная почва тлеет и вот-вот вспыхнет огнем. К счастью, фашист не бросил вслед зажигалкам фугасок: видно, посчитал, что и так все уничтожит гигантский костер.
Мы с Иваном Антоновичем
Мы все метались от уже мертвых, безвредных бомб к живым, зло пыхающим огнем. Сколько прошло времени: минуты или часы, мы не ведали. Все темнее становилось на станции и на деповском дворе. Это значило, что и там, и здесь зажигалки побеждены, и фашисты не дождутся, чтобы Москва-Сортировочная погибла в огне пожара. Только в канавах еще билось пламя и с треском, в венце искр, рвалось наверх.
Мы подтащили сюда побольше мешков и принялись засыпать песок в канаву, на огонь. Но не знали, что сырой песок (а в канаве была вода) опасен для нас: бомба яростно отбрасывает его. В какой-то момент Иван Антонович неосторожно наклонился над канавой, и сноп фосфористых искр плеснул ему в лицо. К счастью, не попало в глаза. Я сбил огонь с его затлевшей одежды, как мог вытер ему лицо, на котором уже набухали волдыри ожогов.
— Беги в санчасть, Антоныч, я сам управлюсь!
— Не-ет, сначала потушим!
Потом мы побрели к деповской «курилке», уселись прямо на земле под стеной. Молча затягивались цигарками, пряча огонь, и не было сил подняться. Вокруг нас собрались люди, прибежала медсестра и принялась чем-то мазать Антонычевы ожоги, сам он только устало и виновато моргал. Через великую силу я заставил себя встать и потащился к своему локомотиву. Ведь он ждал меня, чтобы ехать в очередной рейс».
В приказе министерства о присвоении Александру Ивановичу Жаринову звания «Почетный железнодорожник» было сказано «За героизм и мужество, проявленные при тушении зажигательных бомб»…
Он снова водил поезда и налаживал комсомольскую работу. И это было очень тесно связано. Главное было в том, чтобы вовремя доставлять военные грузы. В этом теперь заключалась и партийная, и комсомольская, и профсоюзная, и всякая другая работа.
Паровозов не хватало, людей тоже не хватало. Но и здесь нашли выход из положения. Там, где надо было работать двоим, справлялся один, и к каждому паровозу прицепляли двойные составы. Стало хватать и людей, и паровозов. Тем бригадам, которые перевыполняли эти двойные нормы и отличались еще смелостью, находчивостью или военной хитростью, присваивалось звание фронтовых.
Первой в депо такое звание получила Сашкина бригада, а потом и вся его комсомольская колонна. Это не удивительно, потому что в колонне подобрались
Немцев отогнали от Москвы, и они бомбили теперь не каждый день. За целую зиму на Сашкины поезда налетали всего шесть раз. Ни один осколок в него больше не попал. Правда, был случай, который мог стоить ему жизни, но все кончилось благополучно.
Ночью он вел поезд с людьми и машинами: эвакуировался какой-то завод. Подъезжая к станции, никак не мог найти карликовый светофор. Должен быть где-то близко, а нету. Сашка злился, думал, всему виной его глаз. Спустился по ступенькам вниз и на последней подножке присел, чтобы легче было разглядеть этот низенький светофор. А разглядев, понял: принимают не на прямой путь, а на боковой, где стоят вагоны. Взвился наверх, дал экстренное торможение, а потом и контрпар. Паровоз остановился, только чуть коснувшись буферами стоявшего впереди вагона. И всех-то их там оказалось четыре, но они были с бомбами.
По чьей вине пустили поезд на занятый такими вагонами путь, так, кажется, и не удалось выяснить. Но не останови Жаринов вовремя состав, катастрофа была бы неизбежной.
Прошел еще год, и вдруг депо попало в прорыв. Вместо суток паровозы стояли в ремонте пять-шесть дней. На заседании парткома кто-то сказал:
— И люди, и машины работали на износ. А мы все затягивали гайку, пока не сорвали резьбу. Теперь ничего не поделаешь. Целые узлы паровозов дошли до ручки, запасных частей нет, а люди спотыкаются от усталости и ничего уже сделать не могут. Надо, чтобы нам помогли.
— Это неправда, — сказал секретарь парткома. — Это неправда, что люди уже ничего не могут сделать, — повторил он. — Хотя верно, что они спотыкаются от усталости. Нет, резьба не сорвалась у наших рабочих, как говорят здесь, а просто кое-кто растерялся. Я предлагаю назначить мастером ремонтного цеха Александра Жаринова.
Все согласились. И начальник депо согласился.
На следующий день Александр узнал о назначении и отказался. Он не хотел уходить с паровоза.
Если разобраться по существу, он был прав. Как только ремонтный цех начал сдавать, Сашкина колонна, следуя примеру машиниста Панина, весь ремонт взяла на себя. Такое решение казалось невыполнимым. В самом деле, раньше на каждом паровозе работали три бригады. Во время войны стали работать по две бригады. Это уже серьезная перегрузка. Как же при таких условиях брать на себя еще ремонт! Но люди приняли решение делать его. На отдых времени теперь совсем не оставалось. Следили только за тем, чтобы каждому паровознику каждые сутки дать хоть немного времени для сна. Колонна Жаринова получила Красное знамя обкома комсомола.