Машины Российской Империи

Крамер Иван

– Помню, как же! Ты тогда стал совсем, совсем другим.

– Да, я стал другим, – подтвердил Бальтазар серьезно. – Потому что понял: вся книжная премудрость, все драмы и великие трагедии не стоят и ломаного сантима. Все это – выдумки, вздор. Духовный хлеб грубого помола для услаждения низменного вкуса толпы.

– Даже сочинения Фридриха Ницше? – спросил я.

– Толпа не читает Ницше. Хотя я, признаю, кое-что любопытное из них почерпнул.

– Так я и думал, – кивнул я.

– Что бы там ни было, все книги – вздор. Лишь болтовня, пустые разговоры. Настоящее

значение имеет кое-что другое.

– Что же?

– То, что ты делаешь. Твои дела, твои свершения. Твоя битва. Твоя великая личность.

– То есть ваша личность? – уточнил я.

– Именно так! – его глаза сверкали голодным темным огнем, большой рот скривился в усмешке. – Вот что я вам скажу: для меня важен только я. Я и моя цель.

– И какова же она, братец? – осведомился Чосер ласковым шепотом, склоняясь к брату еще ниже. Не обратив на него внимания, Бальтазар подался вперед, и в выпуклых глазах его отразился мой силуэт.

– Быть мне королем мира, – хрипло произнес он.

– Только Европы, – негромко поправил Кариб, но граф не услышал его. Он пронзительно глядел на меня, и неутолимый огонь плясал в его глазах. В этом огне сгорали города, пылали корабли, поезда, мосты и улицы, полыхали дворцы и лачуги. Тот взрыв, что уничтожил баржу капитана Петера, был лишь крошечной частью, маленьким языком пламени в пожаре, что обещали разжечь по всей Европе глаза Бальтазара Цепеша.

Мои кулаки, лежащие на коленях, невольно сжались. Я имел дело с себялюбцем высшей пробы, королем эгоистов, рвущимся к власти, умным и абсолютно безжалостным. Состраданием к людям он обладал в той же мере, в какой удав испытывает это чувство к проглоченному кролику. И подобно удаву, Бальтазар Цепеш готовился проглотить мир. Или только Европу, если верить замечанию Кариба. Полные ненасытного голода глаза, не моргая, в упор смотрели на меня. С этим человеком не имело смысла вести словесные битвы, в нем не было слабостей и мелких страстей, на которых можно было бы сыграть… кроме одной. Неудержимое стремление к власти – вот что было его слабостью. При всем коварстве и хитрости, оно делало его однобоким, прямолинейным. Предсказуемым.

– Мой великий предок, – произнес граф, – был обесчещен и низвергнут. Он потерял все. Я восславлю наш род в веках, вернув утраченное в стократном размере.

Заяц вжался в софу, будто хотел целиком втиснуться в щель между спинкой и сиденьем. Электра опустила голову, вцепившись в полу своей куртки. Еще несколько секунд граф опалял нас свирепым темным огнем своего взгляда, а затем переменил позу, закинул ногу на ногу и отвернулся к пустым шкафам. Я медленно разжал кулаки, с трудом подавив желание закашляться. Горло болело все сильнее.

– Кому вы успели рассказать о том, что видели, юноша? – спросил Бальтазар.

Вот оно. Самый главный вопрос. Графу необходимо понять, кто знает о том, что успел узнать я. Весь предыдущий разговор он, слушая меня, пытался определить это, а теперь задал прямой вопрос – я знал, что так или иначе услышу его. Можно было ответить, что я перечислил все собранные сведения в письме, которое оставил в банке с указанием вскрыть или переслать

в полицию, если до определенного числа от меня не поступят другие распоряжения… но это прозвучало бы просто как лепетание ребенка. Неубедительно.

– Кому? – повторил граф требовательно.

Я неопределенно пожал плечами в ответ. Вука, быстро обойдя софу, склонился надо мной, заглядывая в глаза, потом отступил и сказал брату:

– Никому, никому! Никто ничего не знает, братец. Да у него и не было возможности рассказать. Когда? На это не хватило бы времени.

Граф неторопливо затянулся, выпустил дым.

– Все вы побывали внизу, все видели пещеру. Понимает ли кто-то из вас, что там происходит?

Я пожал плечами:

– Вы добываете газ из сланцев.

– Так и есть, юноша.

– Не бог весть какое открытие. Сланцевый газ получал еще, как же его звали…

– Харт, – подсказал граф, на лице которого появилось оживление. Кажется, эта тема по-настоящему интересовала его.

– Да, Уильям Харт. В двадцатых годах, в Нью-Йорке.

– А зачем орехи и песок со стеклом? – спросила Электра, и они с Зайцем повернулись ко мне в ожидании ответа.

– Расклинивающие материалы, – пояснил я, – для трещины в сланцевом пласте, откуда поступает газ.

– Раскли… – мальчишка запнулся. – Это чего, Анри?

– Их можно закачать в трещину вместе с водой или, например, с сырой нефтью. Под давлением. Кажется, такое называют водяным разрывом пласта. Гидроразрыв, как-то так. Специально я не изучал эту тему.

– Чего еще за гидра? – спросил Заяц. – Что ты говоришь, я совсем не пойму.

– Зачем вам газ, граф? – обратился я к хозяину.

– Он спрашивает! – хихикнул Чосер.

– Коммерция, конечно же, – ответил Бальтазар. – И любопытство. Я серьезно изучал геологическое дело, много времени провел на шахтах Америки. Вернулся, подыскал этот замок, купил его. Добытый здесь газ мы продаем в Венгрию. Есть особая прелесть в том, чтобы наживаться на своих врагах, получая от них средства, которые тратишь на то, чтобы покорить их.

Кариб, сунув обрез в чехол, взял со стола бокал, наполнил его черной жидкостью и сделал несколько глотков. Потом сел на стул, широко расставив ноги, упер кулаки в колени. Часовая цепочка золотой дугой поблескивала на его животе.

– В общем, я собираюсь убить вас троих, – со светской улыбкой произнес граф. – Очень скоро вы исчезнете, пропадете… Пфф! – он выдул струйку дыма на свои пальцы и щелкнул ими, взвив сизый смерч, тут же растаявший в воздухе. – Растворитесь в эфире навсегда. Вместе с этим замком.

– А тем временем вы поедете в Париж, – добавил я.

– Отправимся в путешествие, да.

– В хор-рошее путешествие! – Вука, упав на диван рядом с братом, радостно захлопал себя по коленям. – Вместе с дюжиной бочек, полных восхитительной, ароматной субстанции.

– А что станет с тринадцатой бочкой?

Потянувшись к бокалу, Бальтазар ответил:

– Ее содержимое будет вылито в горизонтальный отдел шахты. Благодаря своему особенному составу смесь обладает некоторыми удивительными свойствами. К примеру…