Маска Атрея
Шрифт:
Он снова пожал плечами, и Дебора улыбнулась.
— В вашем музее выставлены предметы из Нового Света?
Новый Свет. Европейцы колонизировали Америку пять сотен лет назад, и эта земля для них по-прежнему новая. Ну что же... Дебора оглядела просторный зал, где выставлены сокровища бронзового века. Наверное, здесь время течет медленнее. Директору же музея она просто сказала:
— В основном, — и сделала эдакий протестующий жест, который вполне подошел бы и самому греку. Это должно было означать: ее музей маленький, у них нет экспонатов мирового класса.
Разумеется, кроме тайного микенского клада...
— Так она настоящая? — Дебора
— А почему нет? — удивился Попадреус, внимательно вглядываясь в маску. — Стилистически она отличается от других, да, но это ничего не доказывает. Будь у нас для сравнения сотни масок, да, но их нет. У нас всего шесть. Вариации возможны из-за личных вкусов мастера, или лица умершего, или... — Директор музея характерным жестом пожал плечами и выразительно вздохнул. — Нет причин сомневаться в отчете Шлимана о том, где и когда он ее нашел. А уж сделать копию за то время, что у него было, при ограниченности имевшихся у него ресурсов?.. Это еще более невероятно, согласны?
— Наверное, — кивнула Дебора. — А вы не думали датировать маску — просто чтобы закрыть вопрос?
— Думали, — ответил он. — Увы. Некоторые методы не подходят. Исследование... как вы это называете: пыль с растений?
— Пыльца.
— Правильно. Датировка по пыльце. Ее есть смысл проводить, когда предмет только что вынут из земли, хотя полированный металл в любом случае содержит мало пыльцы. Теперь же, сто лет спустя, такой анализ ничего не даст.
— Углерод-четырнадцать? — предложила Дебора.
— Для датировки по радиоуглероду требуется отломить кусочек от маски, — сказал директор музея. — Это неприемлемо: во-первых, потому, что нет достаточных оснований подвергать экспонат таким разрушающим испытаниям, и, во-вторых, потому, что золото не очень подходит для такого анализа. Если плавка шла с древесным углем и немного углерода проникло в металл, тогда, возможно... И все равно результаты будут сомнительными.
— А датировка по гелию?
— Возможна в будущем. — Попадреус серьезно кивнул: — Нам нужно быть более уверенными в точности методики и в том, что это не повредит самой маске.
Он бросил на Дебору проницательный взгляд:
— Для человека, не заинтересованного в доказательстве того, что маска поддельная, вы задаете много вопросов.
Дебора улыбнулась:
— Профессиональное любопытство. Как куратор куратору.
— Хорошо, — улыбнулся он в ответ. — Расскажите мне о вашем музее.
Дебора рассказывала о большом каменном томагавке и вообще о новой экспозиции, посвященной племени крик, о передвижной Кельтской выставке, которая должна скоро прибыть, а Попадреус кивал, улыбался и старался выглядеть заинтересованным, даже пораженным. Дебора, конечно, посмеивалась над собой. Да и как иначе — в таком-то разговоре перед такими-то экспонатами?
Через несколько минут, движимая растущей неловкостью из-за того, что она так гордится музеем «Друид-хиллз», неловкостью, которую не могло рассеять его вежливое ободрение, она вернулась к теме микенского золота:
— Позвольте мне задать еще один вопрос.
— Пожалуйста.
— Если эта маска подлинная, есть ли, по-вашему, шансы, что Шлиман раскопал еще одну маску вроде этой, которую никогда не показывали на публике?
Позже, когда у нее появилась возможность подумать на досуге, Дебора решила, что лицо грека было похоже на большой дом с освещенными окнами, обещающими, что внутри ждут лампа и камин. Потом она задала вопрос, и шторы опустились. Мгновение Попадреус просто смотрел —
— Очень маловероятно. Не представляю, как такое могло бы случиться. — Он посмотрел на часы и улыбнулся, однако настороженная, искусственная улыбка не достигла темных леденцовых глаз. — А теперь, простите, мне придется вас покинуть. Нужно уделить внимание работе. Желаю вам, — на его лицо вернулось подобие прежней улыбки, — приятного путешествия. И, — добавил он, поворачиваясь к ней спиной, уже сделав несколько шагов прочь, — пожалуйста, приходите еще. Назовите свое имя на входе, и с вас не возьмут плату.
Дебора смотрела ему вслед, пытаясь понять, что в ее словах заставило директора так ясно расстроиться и столь поспешно отступить.
Глава 23
По дороге из археологического музея Дебора остановилась у киоска на обочине и купила ярко-желтый рюкзак — весь ее багаж на данный момент. Потом зашла в самый недорогой с виду магазин, какой смогла найти, и набила рюкзак одеждой, смутно удивляясь, не означает ли это, что она намерена провести здесь больше двух дней. Она купила футболки, шорты, хлопковое белье, довольно откровенный купальник, который, возможно, был маловат, и длинное белое платье из мягкой воздухопроницаемой ткани — наверное, муслина. Оно выглядело очень греческим, или по крайней мере Дебора по невежеству решила, что оно очень греческое в классическом смысле. Здесь все женщины выглядели типично европейскими: молодые — модно-яркие, вызывающие мысли и о щегольстве, и о милой сексуальной наивности; старые — в нелепых шалях поверх бесформенных черных платьев, в которых, вероятно, они чувствовали себя как в персональных микроволновках. Дебора надеялась, что покупки помогут ей смешаться с толпой. Как оказалось, зря. Она была выше всех — и мужчин, и женщин, — и почти все время чувствовала бесцеремонные заинтересованные взгляды.
На улице Фемистоклеус Дебора нашла большой книжный магазин с хорошим выбором путеводителей и исторических исследований на английском языке. Купила несколько монографий по археологии и искусству, некоторые из которых видела на полках Ричарда, и двухтомник в мягкой обложке — «Мифы Древней Греции» Роберта Грейвса. После музея в голове возникла каша из классических сюжетов, заставившая ее четко осознать, сколько всего из Гомера, Эсхила и Еврипида она позабыла или никогда не знала. Предстояло наверстывать.
Когда она вернулась в гостиницу, шел уже пятый час. Дебора устала и проголодалась. Очень тянуло отправиться прямо в постель, но надо было перекусить, да и книги манили, как неразвернутый подарок. Часа полтора она читала, потом быстренько приняла душ, надела что-то из новой одежды и снова вышла в сухую пыльную жару, прихватив пару книг с собой.
От площади Синтагма она прошла по Эрмоу и вышла на Плаку, в недавно отреставрированный турецкий центр старого города. Здесь можно было забыть об афинских машинах и бетоне. Вдоль мощеных улочек стояли дома в неоклассическом стиле, православные церкви на перекрестках — сплошь купола и грубый кирпич; многие здания выглядели словно бы уменьшенными. Время от времени попадались совсем древние руины: остатки римской арки, неполная колоннада классического периода. Общая атмосфера этого места успокоила ее, как не смог музей (и несколько загадочный разговор с директором). Таких Афин она почти ожидала, на такие втайне надеялась: процветающий и изысканный город, крепко связанный со своим легендарным прошлым.