Маска Атрея

Хартли Эндрю Джеймс

— Верно, — отозвалась Дебора, приходя в себя. — Вернусь, как только смогу.

И, воспользовавшись предлогом, быстро вышла из комнаты. Кельвин был уже почти у двери фойе. Дебора окликнула его, и он резко обернулся. Она вспомнила их первый разговор и как он рассердил ее, назвав томагавк в витрине всего в двадцати футах от места, где он сейчас стоял, оружием варварской культуры. И улыбнулась воспоминанию.

— В чем дело?

— Мне жаль, что я...

Она неопределенно махнула

рукой в сторону кабинета.

— Ладно, — ответил он, — пустяки. Увидимся завтра.

— Да. — Дебора внезапно почувствовала себя глупой девчонкой. — Договорились.

Кельвин секунду помедлил, чуть покачиваясь, словно охваченный противоречивыми побуждениями, потом сконфуженно улыбнулся и повернул прочь.

— Завтра, — сказал он.

— Да.

— Буду ждать.

Она смотрела ему вслед, сама не зная, чего сейчас хочет больше.

Тони на кухне выжимала тряпку в раковину. Увидев Дебору, она поспешно подошла, заглянула ей за плечо и захлопнула дверь.

— Привет. — Она коротко обняла Дебору. — Как ты? Держишься?

— Ага. Только устала.

— Надо думать! — На лице Тони была написана дружеская забота, и Дебора сама удивилась тому, как их отношения — всегда казавшиеся натянутыми — изменились после Микен. — Послушай, — продолжала Тони, приглушив голос, — прости за прежнее. И... ты не сказала, что видела меня там?

— Нет.

— Слава Богу. — Тони явно испытала облегчение.

— Почему? — спросила Дебора. — Ты знаешь, что Кернига из ФБР, да?

— Ага. Он сказал мне, как только я вернулась, словно считал, что это заставит меня разболтать все мои секреты. Я не поверила и позвонила проверить. Я вполне уверена, что он не врет. Но вот в чем штука... Почему вообще федералы вмешались?

— Тело и маску — между прочим, я упомянула только маску, но не само тело — провезли через границы Штатов, возможно, через международные воды. Это делает преступление федеральным, верно?

— Конечно, — согласилась Тони, — но когда они об этом узнали?

Дебора поняла, что та имеет в виду, и замерла. Возникло словно эхо паники, охватившей ее, когда она подслушала спор Кина и Керниги.

— Они приехали расследовать убийство, верно? На этом этапе никто ничего не знал о контрабанде или украденном добре. Во всяком случае, они этого не говорили. Так почему вовлечено ФБР? Я позвонила одному приятелю, который работает в отделении округа Клейтон, и спросила, какие самые распространенные причины, по которым федералы влезают в дела об убийствах. И знаешь, что он ответил?

— Что?

— Преступления ненависти.

— Преступления ненависти?

— Он не колебался. Первое, что он назвал. Преступления ненависти.

Снова это ощущение,

что она совершенно сбилась с пути, находит только ложные нити, складывает неправильные кусочки головоломки...

— Какое отношение смерть Ричарда имеет к преступлениям ненависти? — удивилась Дебора, отбрасывая знакомую неуверенность. — Ведь это преступления на почве расовой, национальной, религиозной ненависти или вражды. А он был белый, мужчина и, насколько я знаю, гетеросексуал.

— А что, если преступление ненависти, которое они расследуют, вообще не связано с Ричардом? Что, если оно произошло много лет назад?

О Господи, подумала Дебора, вот оно.

— Твой отец? — сказала она. — Думаешь, они расследуют смерть твоего отца?

— Я просто рассказываю. — Тони чуть отступила. — Я задавала много вопросов. Связывалась с военными властями и даже просила об эксгумации. Вот я и подумала, что кто-то решил этим заняться.

— Тогда зачем держать расследование в тайне? Особенно от тебя?

— Ты права. Но я бы предпочла пока не раскрывать карты. Ты понимаешь?

Дебора медленно задумчиво кивнула, но сказать ей было нечего. Преступления ненависти? Она в это не верила, однако знала, что возразить сейчас Тони — значит поставить под удар их новую дружбу. Для уборщицы, оказавшейся журналисткой, история гибели отца была слишком важной, слишком связанной с другими весьма чувствительными вопросами, что бы она легко приняла хоть малейший скепсис. Дебора знала Тони достаточно, чтобы угадать ее реакцию.

Она просто стояла и молчала с серьезным видом.

— Кстати, о скрытности, — Тони вдруг перешла на интимно-веселый тон, — я заметила, ты начала пользоваться косметикой и духами, а? Интересно, когда ты поняла, что магистратура, как ни странно, не лишит тебя диплома, если ты хоть изредка будешь вести себя по-девчоночьи?

Дебора, вспыхнув, отмахнулась. Она начала день с легчайшего мазка губной помады и пары капель «Шанель №19», а ведь парфюмерные изделия валялись в ее сумочке без пользы почти так же долго, как золото Шлимана было похоронено в Микенах.

— Были времена, — произнесла она с притворным высокомерием, — когда уборщицы знали свое место.

— Старые добрые времена! — хмыкнула Тони. Она подчеркнула сказанное ироническим смешком и вышла из комнаты, вооружившись ведром и шваброй.

Дебора усмехнулась, но мысли все время возвращались к предыдущему разговору и к тому, какие неприятности он обещал в будущем.

Преступления ненависти?

— Кстати, — Тони засунула голову в комнату. — Тот город, который, по-твоему, находится на швейцарской границе. Как, ты сказала, он называется?