Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
— А что он сказал? — мрачно спросил Майлз.
— Ничего такого! — отрезала Генриетта. — Он просто предложил выйти на балкон и положил руку туда, где ей лежать не полагается.
— Если он попытается снова… — начал Майлз.
И тут леди Аппингтон, нахмурившись, сказала:
— Я увижусь с его матерью сегодня вечером у Мидлторпов…
— Не надо, — простонала Генриетта. — Именно поэтому я тебе и не сказала. Мама, пожалуйста, не разговаривай об этом с его матерью. Это будет слишком унизительно. А ты, — указала
— В отличие от фрака Мартина Фробишера, — хихикнула Пенелопа.
Шикнув на Пенелопу, Шарлотта попыталась пнуть ее по ноге, но попала по ножке стула, имеющей вид львиной лапы, и, вскрикнув от боли, откинулась назад в своем кресле.
— Разве вам не нужно до вечера еще съездить в магазин? — ядовито осведомилась Генриетта у своих лучших подруг, бросив на них взгляд, говоривший: «Никогда больше ничего вам не скажу».
— О Боже! — всплеснула руками леди Аппингтон. — Шарлотта, я пообещала твоей бабушке, что к полудню отвезу вас обеих к модистке. Пойдемте-ка… да побыстрей. Пошевеливайся, Пенелопа.
— Я останусь дома, — вставила Генриетта. — Мне нужно написать несколько писем.
Или по крайней мере она может найти, кому написать. Кому угодно. Просто этим утром у нее не было настроения выбирать ленты и взвизгивать при виде оборок. Хорошенький мрачный роман ужасов был бы в самый раз.
Леди Аппингтон пристально посмотрела на дочь, но материнский взгляд не выявил признаков лихорадочного румянца, и поэтому она погнала из комнаты Пенелопу и Шарлотту — взвились оборки, зашуршали нижние юбки, — не переставая отдавать приказания.
— Не забудь, Майлз! В десять часов!
Майлз вышел в коридор.
— Как ей это удается?
— Черная магия, — искренне ответила Генриетта, поднявшись с диванчика и тоже выйдя из комнаты. — Глаз тритона и лягушачья лапка с капелькой ежового экстракта.
— Я все слышала! — донесся из дальнего конца коридора голос леди Аппингтон.
— Этим также объясняется, — доверительно сообщила Генриетта, — ее исключительный слух. — Передняя дверь захлопнулась, отсекая нестройный хор женских голосов. Наклонив голову набок, Генриетта посмотрела на Майлза: — Окажи мне услугу.
Майлз небрежно оперся рукой о стену над головой Генриетты.
— Я слушаю.
Они уже сто раз стояли так прежде — Майлз любил прислоняться, опираться, нависать, — но впервые Генриетта почувствовала себя неуютно. Тесно. Она остро ощущала над своей головой руку Майлза, мускулы, обрисовавшиеся под тканью рукава прекрасно сшитого фрака. Теплый, присущий только Майлзу аромат сандалового дерева и кожи заполнил пространство между ними. Майлз стоял так близко, что Генриетта видела у него крохотные светлые волоски снизу на подбородке, так близко, что, качнись она вперед, оказалась бы в его объятиях.
Объятия и Майлз
И поэтому девушка сделала то, что любая зрелая, сдержанная молодая леди сделала бы в подобной ситуации. Она ткнула его в грудь.
— Прекрати на меня давить.
Охнув, Майлз отскочил.
— Разве я плохо давлю?
Генриетта быстро отошла от стены.
— Да, великолепно, но очень неудобно вести разговор с подбородком. Твой лакей плохо тебя побрил, да?
Майлз невольно схватился за подбородок.
Генриетта почувствовала себя гораздо лучше, стоя в нескольких шагах от виконта, отделенная от него черными и белыми плитками пола.
— Так насчет услуги… — начала она.
Майлз прищурился.
— Какого рода услуга тебе нужна?
Генриетта раздраженно покачала головой:
— Ничего такого обременительного.
— «Обременительное», — загадочно проговорил Майлз, разглаживая пострадавший жилет, — понятие весьма относительное.
— Потанцуешь сегодня вечером в Шарлоттой?
— Зачем? — с подозрением спросил Майлз.
— А какой подлый скрытый мотив у меня может быть?
Майлз поднял бровь.
— Ты же не думаешь… Да не сватаю я тебя! — Генриетта сама удивилась своей горячности. — Ты совсем не во вкусе Шарлотты.
— Что ж, это успокаивает, — пробормотал Майлз. — Мне кажется.
— О, Бога ради, — вздохнула Генриетта. — Вчера в «Олмаке» Шарлотта очень расстроилась, потому что никто — кроме самых явных охотников за приданым — не приглашал ее танцевать. Она ничего не сказала, но я же видела. И так весь сезон.
— Она очень тихая, — попытался заступиться за свой пол Майлз.
— Это не значит, что она бесчувственная, — возразила Генриетта. — Для нее очень унизительно простоять целый вечер рядом с бабушкой.
— Если бы мне пришлось провести целый вечер рядом с ее бабушкой, не знаю, что бы чувствовал я. Эта женщина — угроза обществу.
Генриетта выжидательно смотрела на Майлза.
— Ну?
— Передай ей, чтобы оставила для меня первую кадриль.
— Какой же ты милый, — просияла Генриетта и, встав на цыпочки, чмокнула Майлза в щеку. Его кожа оказалась теплой и на удивление мягкой. Если бы он повернул голову немного правее…
Генриетта так проворно опустилась на пятки, что покачнулась.
— Я знаю, — самодовольно отозвался Майлз.
— Противный, — тут же парировала Генриетта, укрываясь за старым обидным прозвищем, словно кутаясь в старое и любимое одеяло.
— Поедешь сегодня днем кататься со мной? — спросил Майлз.
Генриетта с сожалением покачала головой:
— Не могу. В пять придет мой новый учитель пения.
— Новый учитель пения? — Вместе с Генриеттой Майлз пошел к двери. — А что случилось с синьором Антонио?