Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
— Тогда почему бы тебе не отправиться на поиски новой? — предложил Джефф, загораживая свои раскритикованные вирши. — Я слышал, сегодня вечером в «Хеймаркете» выступает новая французская оперная певица. Если поторопишься, то первым сделаешь предложение мадам Фьориле.
— С меня пока хватит оперных певиц. Слишком темпераментны. И потом, этим вечером я обречен на муки в виде бала у Мидлторпов. В смысле стреноживать не в меру прытких жеребчиков.
— Это почему-то напоминает мне поговорку «пусти козла в огород» — Джефф поморщился. — Прости. Я не хотел.
— Не знаю, что хуже, твои шуточки или твои стихи, — ровным голосом отозвался
Джефф раздраженно посмотрел на друга, но от комментариев воздержался.
— Увидимся вечером у Мидлторпов.
— Именно это я и надеялся от тебя услышать. — Майлз хлопнул Джеффа по плечу и понизил голос: — Мне нужна твоя помощь.
Уловив перемену в тоне Майлза, Джефф положил перо, быстро оглядел комнату, убедился, что она пуста, и спросил шепотом:
— Какого рода?
— Мне нужно, чтобы ты следил, остается ли некто в бальном зале, пока я забираюсь в его дом.
— Могу я спросить, в чей дом ты планируешь проникнуть? И зачем? Случаем, не на пари? — тоном мученика осведомился Джефф.
М-да. Это случилось восемь лет назад. И он вернул ночную вазу, после того как выиграл пари. С Джеффа станется вытащить давнюю историю на свет.
Майлз отказался сворачивать на тернистый путь самооправдания.
— Что тебе известно о лорде Воне?
Джефф задумчиво свел брови.
— Вон… Он при таинственных обстоятельствах уехал на континент, когда мы еще учились в университете; что-то связанное со смертью его жены. Она унаследовала большое состояние, и после ее смерти все оно перешло к нему. — Джефф помрачнел. — Вона всегда отличали дорогостоящие вкусы. Сомнительная история. Он объявил, будто она умерла от оспы, но что-то там было неладно.
— Продолжай, — попросил Майлз. — Что-нибудь еще?
— Ну, обычное дело — слухи про клуб «Адское пламя» и разные тайные общества. Чистые сплетни, как ты понимаешь. Ничего так и не доказали.
— А некоторые из этих тайных обществ не занимались революционной деятельностью? — с надеждой спросил Майлз.
В конце восьмидесятых — девяностых годов существовало несколько революционных обществ, горячих сторонников работ Тома Пейна, который приветствовал события во Франции как зарю смелого нового века. Во многие из этих групп проникли и обосновались там французские агенты, почувствовавшие благодатную почву для подстрекательства к бунту. Правительство весьма успешно прикрыло самые шумные группы, но по необходимости делалось это постепенно и кое-кого упустили.
Джефф покачал головой, отметая складную теорию Майлза.
— Нет. Они занимались разгулом, а не политикой.
— Откуда ты все это знаешь?
Джефф вздел бровь.
— Я всегда все знаю.
Майлз сердито на него посмотрел. Работа бровями жутко его бесила, и Джефф знал и это.
— Я так понимаю, Вон под подозрением? — спросил Джефф.
— По уши, — подтвердил Майлз.
— Скажи, что я могу сделать, и я это сделаю.
Вернувшись к своим стихам, Джефф принялся постукивать пером. Насколько мог судить Майлз, из-под пера выходил очаровательно-абстрактный узор из мелких точек.
Вот тебе и бутылка кларета, и разминка у джентльмена Джексона.
— Кто-то из нас должен спасти страну, — пробормотал Майлз в сгорбленную спину Джеффа, но тот, слишком поглощенный рифмовкой слов «очаровала» и «радовала», не услышал его слов или не обратил внимания.
Ничего страшного, подумал Майлз, если Джефф станет сочинять любовную лирику — во всяком
Неужели Купидон одержал верх над артиллерией Бонапарта? Дальше, чего доброго, он узнает, что даже Реджи Фитцхью потерял голову из-за какой-нибудь девчонки. Может, такова новая французская тактика, мрачно подумал Майлз. Французы подмешали в бренди секретное снадобье, чтобы превратить нормальных в остальном мужчин в снедаемых любовью фатов, настолько занятых сочинением стихов — стихов! — что они не заметят, как французская армия переправится через Ла-Манш. Повальное безумие не коснулось только его, Майлза Доррингтона, единственной надежды и опоры Англии.
Закатив глаза, Майлз отправился на поиски милого, уютного кожаного кресла, в котором он мог бы посидеть, составляя планы, и где на него не нападут ямбы.
Сегодня вечером он обыщет дом лорда Вона. Завтра посетит регистрационный отдел министерства внешних сношений и посмотрит списки недавно прибывших с континента. Теоретически каждый иностранец в Лондоне должен по прибытии в город регистрироваться во внешнем ведомстве. Связной Вона мог проскользнуть тайком (вероятность чего являлась весьма высокой), а мог уже находиться в Лондоне несколько месяцев, передавая сообщения, привезенные кем-то другим, прибывшим позднее. Но даже и тогда логично было начать поиск таинственного мужчины с иностранным акцентом.
Кто-то же должен, в конце-то концов, защищать Англию.
Глава одиннадцатая
Кадриль: смертельный танец обмана.
К одиннадцати часам того вечера Генриетта пребывала в состоянии огромного раздражения на себя и на весь мир.
Ее раздражал глупый пижон, только что проводивший ее назад к матери (и кто ему сказал, что красновато-коричневый жилет сочетается с зеленовато-желтым фраком?); привел в раздражение лакей, предложивший бокал шампанского; нервировал удушающий запах лилий, заполнивший бальный зал; бесила кружевная оборка на рукаве, царапавшая руку и вызывавшая желание чесаться наподобие безумной обитательницы Бедлама.
Но больше всего Генриетту раздражала она сама.
День изначально не задавался. Середину дня она потратила, начиная письма и комкая их, беря книги и возвращая их на место, слепо глядя в окно, а в целом — не находя себе места, занятия и злясь. С запозданием Генриетте пришло в голову, что, вероятно, стоило поехать с Шарлоттой на примерку, просто чтобы хоть чем-то заняться. Мысль об этом, опоздавшая на три часа, только еще больше разозлила Генриетту.
Больше же всего, больше всего остального она была раздражена на себя за то, что в подробностях знала о передвижениях этого противного Майлза, противного Доррингтона. Генриетта протанцевала десять танцев, поболтала с Летти, младшей сестрой Мэри Олсуорти, задержала Пен на пороге балкона, предотвратив вытекающее из этого падение в глазах света, и долго обсуждала с Шарлоттой романы Сэмюэла Ричардсона и спорила, является ли Ловлас романтическим героем (Шарлотта) или вероломной скотиной (Генриетта) — и все это время обращая внимание на всякое и каждое движение Майлза.