Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Этому горю легко помочь, подумал Майлз с грубоватой ухмылкой. Ухватившись за угол каменной балюстрады, он перемахнул через ограждение и сразу же присел. Потом выпрямился и самодовольно потер руки.
Двигаясь вдоль стены, он дошел до французского окна и осторожно попробовал ручку. Она без помех повернулась. Оказавшись внутри, Майлз позволил себе остановиться и порадоваться; вчера вечером он разработал план действий и собирался его придерживаться. Он уже потерял достаточно времени на вразумление отвратительного, распутного Фробишера.
Майлз вернул мысли к нынешнему делу, прежде чем они ускакали в глубь опасной территории.
Самым очевидным местом поисков являлся кабинет Вона, куда Майлз
Даже полубезумный фанатик Деларош держит свои самые секретные документы под подушкой… то есть держал, пока Ричард их не выкрал.
Наполненный шаткими вазами и стоящими в самых неожиданных местах статуями, дом Вона представлял собой мечту знатока и кошмар шпиона. Майлз чуть не наткнулся на одну из статуй. Он завернул за угол и оказался лицом к лицу с Гераклом высотой футов четырнадцать, охранявшим центральную лестницу. У ног героя свернулся унылый лев, а дубинку Геракл, казалось, наставил прямо на Майлза.
«Привет, старина», — пробормотал Майлз, осторожно ставя ногу на первую ступеньку и балансируя на цыпочках, стараясь не выдать себя стуком каблуков по мрамору. Коврики. Коврики жизненно необходимы дому Вона, сердито подумал Майлз. Прорва ковриков. Они намного облегчили бы незаметное передвижение по дому.
Геракл продолжал наблюдать за Майлзом, пока тот поднимался по винтовой лестнице, окружавшей статую. «Следишь за мной вместо прислуги, да?» — спросил Майлз. Со времен того инцидента с решительной графиней он всегда находился в согласии с Гераклом. И разделял неприязнь этого парня к змеям — антипатию, которой явно не питал к ним Вон. Они занимали видное место в отделке интерьеров. На стенах через равные интервалы крепились светильники в кольцах извивающихся рептилий.
Скрестив на удачу пальцы, Майлз наугад выбрал комнату, беззвучно скользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Тяжелые шторы были задернуты, и помещение тонуло в кромешной тьме. Чтобы ни на что не наткнуться, он решил рискнуть и зажечь спичку. Вспыхнувшее на мгновение пламя осветило обои с цветочным рисунком, изящный письменный стол и вышитый экран перед камином.
Спальня, но не графа, а… графини?
Майлз добрался до окна, прежде чем спичка обожгла пальцы, и отдернул шторы, впустив достаточно лунного света, чтобы только различать окружающее. Все немного расплывалось перед глазами, но так было безопаснее, чем зажигать еще одну спичку, и увиденное подтвердило его догадку. Комнату, изысканную и женственную, обставили не позднее чем десять лет назад. На туалетном столике так и остались бутылочки с высохшей косметикой и духами, а на кровати лежало, свешиваясь, старомодное широкое платье, как будто его владелица сейчас вернется и оденется.
Что еще важнее, в обеих стенах имелись двери, а там, где покои графини, обязательно должны быть и покои графа. Гораздо удобнее, чем бродить по коридору, заглядывая во все двери. Никто не знает, что может оказаться с той стороны.
За дальней дверью слева оказалось то, куда так стремился Майлз. Он очутился в спальне Вона. И что это была за спальня! Главным предметом обстановки являлась огромная кровать, стоявшая, на французский манер, на возвышении и украшенная
Маленькая тумбочка рядом с кроватью тоже не скрывала никаких жизненно важных секретов — в ней не оказалось ничего более волнующего, чем ночной горшок. Решив исследовать все до конца, Майлз вынул данный предмет. В конце концов, что может быть более хитроумным тайником для хранения секретных документов? Исключительно краткая инспекция опровергла эту теорию. Иногда ночной горшок — всего лишь ночной горшок.
К тому моменту, когда Майлз проверил все постельное белье, изучил шкаф Вона, прошелся по его коллекции тростей с серебряными набалдашниками, заглянул под стульчик для ног с вышитым верхом и в каминную трубу, изначального энтузиазма у него поубавилось. Он не ожидал, что на подушке Вона будет лежать томик с услужливо выгравированным названием «Моя карьера ловкого шпиона и другие рассказы», но что-то же полезное могло быть — зашифрованное письмо, например, или таинственный клочок мятой бумаги. Должно же быть хоть что-нибудь. Ясное дело, он просто не там смотрит.
Захотев пригладить волосы, но наткнувшись на проклятый платок, Майлз сердито посмотрел на кровать Вона. Что он пропустил? В раковине места для тайника не имелось, нимфы оказались безоговорочно монолитными — Майлз с особым тщанием проверил наиболее пышные места. В прикроватной тумбочке не нашлось ничего, кроме ночного горшка… и книги. Как же он не обратил внимания на книгу?
Поскользнувшись на маленьком персидском коврике, Майлз вскочил на возвышение и схватил лежавшую на тумбочке книгу. «Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного» Эдмунда Берка, и отнюдь не полое внутри. Черт. Но в качестве закладки использован был листок бумаги.
Он выглядел слишком большим для переданной Вону вчера вечером записки — это Майлз заметил сразу. Заложив пальцем страницу, чтобы не потерять ее, Майлз вытащил сложенный листок и, встряхнув, развернул. Чертыхнулся. Всего лишь жалкая театральная афишка. Неудивительно, что Вон использует эту трижды проклятую бумажонку в качестве закладки.
Майлз уже хотел вернуть ее на место — и замер. Медленно, с нарастающим возбуждением, он повернул листок к слабому свету луны.
Не просто театральная афишка. Французская театральная афишка.
Если бы Майлз не находился в доме Вона при решительно подозрительных обстоятельствах, он запрыгал бы и заулюлюкал. А так он лишь непроизвольно вздрогнул от волнения, отчего книга упала. Майлз поймал ее на лету и бесцеремонно бросил на кровать. Шут с ней, с отмеченной страницей, — он поймал Вона.
Франция! Вон был во Франции! И недавно к тому же. Дата на афишке была двухнедельной давности, гораздо позднее того дня, когда Бонапарт нарушил Амьенский мирный договор и выдворил из страны всех англичан как потенциальных агентов врага. Любой обнаруженный англичанин подлежал немедленному аресту. Министерство полиции потому только не обратило внимания на Джейн, что она была женщиной и двоюродной сестрой Эдуарда де Балькура, низкопоклонника и прихлебателя при дворе Первого консула. Вон находился не просто во Франции, а в Париже, усиленно патрулируемом Париже, где министерство полиции так и трепетало в тревоге из-за Розовой Гвоздики. Вон пребывал в Париже и на виду у ищеек Бонапарта, открыто посещал оперу. Да от всей этой истории за милю разит.