Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Скорее для себя, чем для Вона, Генриетта непринужденно процитировала:
— «Нас манит суеты избитый путь» [38] , вы хотели сказать?
— Читаете Вордсворта, леди Генриетта?
— Случается. Одна моя подруга не так давно процитировала мне его стихотворение, и данная фраза запомнилась.
Генриетта представила себе знакомый образ Шарлотты и почувствовала, как успокаивающе он действует на нервы.
— Я предпочитаю Мильтона, — ответил Вон. Встав в позу, он звучно произнес: — «Везде в Аду я буду. Ад — я сам» [39] .
38
У. Вордсфорт.
39
Дж. Мильтон. «Потерянный рай»; пер. А. Штейнберга.
Это была игра света, ничего больше. Сочетание света, интонации и костюма. На фоне мраморной глыбы камина, с заведенными за спину руками и откинутой головой, в старинной одежде, мерцавшей в рассеянном свете свечей, превращавшем золотую цепь на шее хозяина дома в живое огненное ожерелье, лорд Вон слишком напоминал страдающего Сатану, прикованного к собственной несокрушимой скале.
— Эта строчка всегда казалась мне излишне мелодраматичной, — твердо сказала Генриетта. — Со стороны Сатаны это чистое потакание своим желаниям. У него нет никаких причин так упиваться своим горем. Ему всего-то и нужно было признать свою ошибку, попросить у Бога прощения, и он смог бы вернуться в рай, к прежней своей славе. Он же предпочел продолжать восстание против Бога, хотя никто его на это не толкал.
Из-под тяжелых бровей Вон внимательно смотрел на нее.
— А вы бы подняли его из пропасти, леди Генриетта? — насмешливо спросил он. — Снова сделали бы ангелом?
Генриетта была убеждена — обсуждают они уже не Мильтона, теологию или что-то имеющее отношение к князю тьмы. А вот что они обсуждают, она понятия не имела. Неужели он раскаивается в своем предательстве и хочет признаться? Может, теперь ее очередь смело выйти вперед и пообещать искупление грехов, если он порвет связи с Францией и вернется к прежней жизни? Но у нее не было власти обещать ему нечто подобное, да и доказательств, что он французский шпион, тоже. И тон его одновременно и отрицал, и приглашал к примирению. Генриетте казалось, она в безлунную ночь перебирается с камня на камень по дорожке, ведущей через опасное болото. С завязанными глазами.
— Я верю, — осторожно ступила в болото Генриетта, — любой человек должен сделать выбор, чтобы подняться самому. Я ни за что не осмелилась бы взять на себя ответственность по исправлению преступника!
— Жаль, — лениво отозвался Вон и, шевельнувшись, нарушил позу, в которой стоял у камина. — Но я прошу прощения! Вы должны считать меня плохим хозяином — я не предложил вам подкрепиться. — Вон подчеркнуто подошел к столику в центре комнаты. — Шампанского?
Генриетта уже хотела отказаться.
Вон ждал в центре комнаты, взявшись за бутылку. В свете свечей глаза его блестели серебром, как отделка на дублете.
— Да, — сдержанно ответила девушка. — Спасибо.
Если он хочет опоить ее, лучше не возбуждать в нем подозрений, отказываясь пить вино. Немного хитрости, побольше везения, и, возможно, она сумеет изобразить опьянение. Это будет нелегко, призналась себе Генриетта. Вон не отрывал глаз от ее лица. Сколько нужно принять снотворного, чтобы оно начало действовать?
Вон налил шампанского в два высоких бокала из янтарного венецианского стекла.
Генриетта ослепительно улыбнулась, принимая от лорда Вона протянутый через стол бокал.
Вон поднял свой; Генриетта критически рассматривала поднимающиеся и лопающиеся пузырьки. Ей кажется, или жидкость в ее бокале чуть темнее?
— За что мы выпьем? — спросил Вон.
— За ваш маскарад, милорд.
Боже милостивый, дурной пример заразителен. Теперь и она заговорила намеками. Генриетте это, пожалуй, не понравилось. Она чувствовала себя персонажем старой сказки, играющим в кости с дьяволом: боится продолжать, но еще больше боится остановиться.
В ответ на ее слова Вон поднял брови.
— Может, лучше скажем, за снятие масок?
С кого это, интересно, он собирается снимать маски? Ее маска лежала на одной из скамеек у стены, тем не менее Генриетта не обманывалась — Вон говорил в переносном смысле.
— Непременно, — сказала Генриетта. Внезапно она почувствовала раздражение из-за смехотворной словесной игры, в которую они играли, этого танца не вполне понятных намеков. — Давайте выпьем за правду. Знаете, говорят, она всегда выходит наружу.
Бокалы соприкоснулись, хрустальный звон разнесся но небольшой комнате как перезвон небесных сфер.
— Это ваш тост, леди Генриетта, и мне не подобает вам противоречить. Но со временем вы узнаете, что правда — госпожа уступчивая.
Генриетта решительно поставила бокал на стол, воспользовавшись моментом, чтобы выплеснуть часть вина на поднос с виноградом.
— Я не согласна, — напрямик заявила она. — Нечто либо правдиво, либо фальшиво. Люди могут злоупотреблять личинами, но правда всегда постоянна. Например, — отважно продолжала она, — измена всегда остается изменой.
Вон на шаг резко отступил от стола, и Генриетта подумала, не слишком ли далеко она зашла. Му что ж теперь делать? Генриетта стиснула ножку бокала. Это не оружие, но его осколком вполне можно защищаться если… если что? Он пытается приблизиться?
Больше ничем она не могла остановить надвигавшегося на нее лорда Вона. Он стоял неподвижно и внимательно смотрел на нее, не отводя взгляда, как ястреб, падающий на свою добычу. Рубиновые глаза сокола на его груди алчно сверкали в свете свечей.
— А вы, леди Генриетта? — вкрадчиво спросил он и безжалостно приподнял ее лицо за подбородок. — Вы останетесь постоянной?
Слово это как бы многократно повторилось в маленькой комнате, отразившись от стен, фарфоровых медальонов, серебряного графина — от всех безмолвных предметов, застывших в чуткой тишине.
— По-постоянной?
Генриетта тянула время, мысли ее мчались сразу во всех направлениях. Частью сознания она с неудовольствием отметила, как крепко сжимает ее подбородок Вон и как легко его пальцы могут переместиться с подбородка на горло. Другая часть сознания отстраненно вопрошала, пытается ли Вон склонить ее к измене, какой ответ задушит — положительный или отрицательный, а также не риторический ли это вопрос.