Маска Черного Тюльпана
Шрифт:
Майлз не заметил, как влюбился в Генриетту.
Как это случилось? Это казалось не совсем справедливым. Он занимался своим обычным делом, ни по кому не страдал, как Джефф, не назначал под чужим именем тайных свиданий с женщинами, как Ричард, — оба пути, как вполне обоснованно он предполагал, приведут к обременительной романтической привязанности под иронический хохот Купидона, сжимающего свой лук. И однако же он попался. Сидит и улыбается как ненормальный, несмотря на то что лучший друг грозил ему кастрацией, а французские агенты в него стреляли; строит планы насчет романтического ужина вместо хитрых
Но он может сделать Генриетту счастливой, заверил себя Майлз. По пути в военное министерство он глубоко и серьезно думал над столь важной темой. Конечно, драгоценности. По прошлому опыту Майлз знал — ничто так не выражает благодарность за ночь страсти, как изумрудное ожерелье. В данном плане имелось лишь два незначительных затруднения. Во-первых, у Генриетты было изумрудное ожерелье с таким же браслетом и серьгами. И даже если бы она им не владела… Майлз затруднился бы выразить это словами, но приемы, используемые для умиротворения любовницы, возможно, не самый лучший способ сказать о своих чувствах жене. Нужно что-то более личное, более нежное, более… Майлз чертыхнулся. Он даже подходящего определения подобрать не может, не говоря уже о шикарном жесте, способном сразить Генриетту наповал. Ну, наповал, если только он сам ее уложит. А ему это очень понравилось.
Но это предполагает, самоотверженно напомнил себе Майлз, что выбор будет за Генриеттой — что ей понравится; к сожалению, бокс исключается, как и поездки к Таттерсолу и — любимый пункт Майлза — раздевание. По опыту своего общения с женщинами Майлз знал: как правило, их больше захватывает процесс приобретения одежды, нежели избавления от нее. Майлз покачал головой, сожалея о такой трате времени и ткани. Фиговые листья. Вот эту моду он готов поддержать. Разумеется, некоторые платья Генриетты были ничего, те, с тонкими юбками, под которыми при ходьбе обрисовывались ноги, и с низко вырезанными корсажами, которые… ох! Майлз бросил по сторонам виноватый взгляд и с преувеличенной небрежностью положил шляпу на колени, ругая нынешнюю моду на плотно облегающие брюки.
Майлз решительно обратился к более безопасным темам. Он смутно припомнил о ком-то, досконально знающем, как говорить о любви на языке цветов. Майлз с сомнением посмотрел на жалкий букетик первоцветов, края лепестков которых уже слегка пожухли. Они ничего не говорили ему, кроме как: «Воды!» Конечно, при желании можно и тут найти смысл — любовь требует подпитки и прочая чепуха, но из почерпнутых им сведений о садоводстве Майлз знал: питание цветов включает большое количество перегноя, а даже Майлзу это показалось не слишком романтичным. За слова «моя любовь — как куча компоста» он вероятнее всего получит ночным горшком по голове, а не крики восторга.
Майлз покачал головой. Он было решил удрать из министерства и сбегать в магазин Хетчердса за одним из тех романов, которыми так увлекается Генриетта, но быстро отказался отданной мысли. В конце концов, даже если ему и удастся найти подходящую книгу, он не знает, где там смотреть. Он сомневался, что в конце имеется указатель с такими статьями, как «Ухаживание
Ужин a deux [67] , решил Майлз. Вот решение. Шампанское, устрицы и шоколад… Не все сразу, немного подумав, пришел к выводу Майлз. Он внес небольшую поправку, добавив виноград. С него нужно будет снимать кожицу. Он станет угощать им Генриетту, ягода за ягодой, и если одна, или две, или десять случайно упадут ей за вырез платья и понадобится их достать, что ж, очень уж они скользкие, очищенные виноградины. Эти римляне знали, что делали, подумал довольный Майлз. Очищенные виноградины… диван как раз на двоих… может, немного заварного крема…
67
A deux — вдвоем (фр.).
Появился помощник Уикхема и громко кашлянул. Майлз, вздрогнув, вскочил, рассыпав всю корзинку воображаемого винограда; ни одна ягода, к сожалению, до корсажа Генриетты не докатилась.
— Он примет вас немедленно, — скороговоркой произнес помощник, провожая Майлза до кабинета. — Но постарайтесь побыстрее.
Майлз кивнул и вошел в кабинет Уикхема. Со времени его последнего посещения кто-то прикрепил карту на стене более крепкими булавками. Карта немного всколыхнулась, когда за Майлзом захлопнулась дверь, но осталась на месте.
Майлз подтащил свое привычное кресло к столу Уикхема.
— Доброе утро, сэр!
Проницательный взгляд Уикхема переместился с сияющего лица Майлза на несколько подвявшие первоцветы.
— По-вашему, видимо, так, — ответил он и добавил: — Это для меня?
В смущении Майлз посмотрел на свою руку, вздрогнул, покраснел, открыл рот, снова закрыл и пришел в смятение, насколько способен прийти в смятение рослый, увлекающийся спортом мужчина.
— Э… нет, — сказал он, поспешно пряча первоцветы за спину. — Я только что женился!
— Поздравляю, — сухо сказал Уикхем. — Желаю вам обоим счастья. Полагаю, вы пришли ко мне не для того, чтобы доложить о своей женитьбе?
— Нет. — Майлз посерьезнел и поближе придвинулся к столу начальника. — У меня есть основания полагать, что Черный Тюльпан — это лорд Вон.
Руководитель Майлза бесстрастно на него посмотрел:
— Да?
Майлз мрачно кивнул и начал сначала.
— В минувшую пятницу кто-то проник в Селвик-Холл, переодевшись монахом-призраком из Донвеллского аббатства.
Уикхем бросил на Майлза слегка насмешливый взгляд.
Майлз отмахнулся, увидел, что все еще сжимает презренный букетик, и поспешно сунул его под кресло.
— Местная легенда. Не имеет значения, сэр. — Он подался вперед. — Поначалу я думал, наш призрак нацелился только на бумаги Селвика…
— Разумное предположение, — пробормотал Уикхем.
— Спасибо, сэр. Но улики это опровергли. Бумаги в столе Селвика переворошили, но больше ничего в доме не тронули и нигде на территории поместья никаких действий замечено не было.