Маска красной смерти
Шрифт:
Она толкает меня к зеркалу, и я изучаю свое отражение. Фиолетовый цвет почти смылся с волос, в остальном я до странности привычная.
— В конце концов, это не имеет значения, не так ли? Никого не волнует, во что мы одеты или как выглядим, — Эйприл отворачивается от зеркала. За все годы нашей дружбы я никогда не видела, чтобы она отвернулась от зеркала.
Если бы не грянула чума, это имело бы значение. Люди бы беспокоились, во что Эйприл одета, и с кем она будет танцевать.
— Даже мне на это уже плевать, — продолжает она. — Я просто хочу
— Ты и раньше видела, как люди умирают.
— Но не так, — она убирает волосы с моего лица и открывает блеск. Это напоминает мне ночь, когда Уилл сказал, что мне стоит наносить серебряные тени, так как на мне это будет смотреться лучше.
Она подводит мне глаза чем-то жидким и темным. Ее руки не дрожат. Я отодвигаюсь, чтобы посмотреть ей в лицо, но она фокусируется на моих скулах.
— Говорят, с нами всеми будет покончено, — говорит она.
Паника поднимается изнутри меня. Флакон, который дал мне отец, кажется, весит целую тонну.
— Когда это началось, Эйприл? Когда появились первые жертвы болезни?
— Два дня назад.
Я позволяю себе выдохнуть, хотя не осознавала, что задержала дыхание.
— Люди говорят, что это конец. И нет способа бороться. Некоторые идут в церковь и молятся, а некоторые... атакуют девушек на улицах. Моя дядя не заботится о защите людей, — она наносит блеск на мои брови.
Элиот хочет защитить людей. Он заботится. Но он не планировал новую болезнь, и он защитит нас от нее. Вот почему он позволил моему отцу жить, почему он хочет его внимания.
— Аравия, мне страшно. Я слишком молода, чтобы умереть.
Это эгоистично. Тысячи людей моложе нее умирают. Она живет лучшей жизнью, чем они. Но это искренне. Она боится. Она — мой самый близкий друг. Я ее обхватываю руками.
— Я тоже не хочу умирать, — говорю я мягко.
Она возвращает мне объятия.
И мы стоим так. Моя щека прижата к ее плечу. Я хочу ей все рассказать — об Уилле, о родителях.
— Когда я встретила тебя, ты собиралась спрыгнуть с крыши.
— Я об этом думала.
— Я спасла тебя, — говорит она.
Она права.
— Если бы у меня была сестра, я бы хотела, чтобы она была совсем как ты, — говорит она.
Я должна дать ей половину флакона, что подарил мне отец. Она смотрит в зеркало и мягко смеется.
— Прости, я не хотела тебя смутить.
Прочищаю горло. Но я ждала слишком долго — она отодвигается. Я тянусь к своему карману.
Мы одновременно оборачиваемся друг к другу.
— Эйприл...
— Это платье уберет из твоих глаз зелень.
Мои глаза не зеленые. Она показывает мне на корсет глубокого зеленого цвета, притороченному к рваной юбке.
— Дядя Просперо его возненавидит, но ты будешь выглядеть неподражаемо, — говорит она.
Ее смущение передается мне. Я не знаю, как сказать ей о флаконе. Потому говорю просто:
— Спасибо, — хотя и непонятно, за что я ее благодарю.
— Я собираюсь в путешествие тоже, — говорит она. — Принц хочет оставить меня
— Поедем вместе.
Она обнимает меня. Мы сегодня обнимались больше, чем за все время знакомства.
Эйприл идет к двери и отпирает ее. Двое стражей ждут ее в коридоре. Секунду спустя я слышу, как щелкает замок.
— Прости, — кричит она из-за двери. — Элиот велел тебя запереть для твоей же безопасности.
Скалю зубы, довольная, что не предложила ей половину моего драгоценного флакона.
Как они вообще смеют меня запирать в этой комнате?
Я сажусь и опираюсь подбородком на руки, осторожно, чтобы не повредить прическу или макияж.
Надо найти что-нибудь выпить, может, воды, прежде чем я надену зеленое платье, но, когда я иду к раковине, кто-то хватает меня и закрывает мне рот ладонью, чтобы я не смогла кричать.
Глава 22
Я не борюсь, и его хватка ослабевает настолько, что я могла бы укусить. Но я не кусаю.
— Ты не закричишь? — я чувствую его дыхание у самого уха.
Я качаю головой, и он отпускает.
Уилл одет в тот же костюм, что и утром. Его волосы в большем беспорядке, чем я когда-либо видела, а лицо непроницаемо.
Я не могу не думать о тех напечатанных листовках. Это очень забавно, если эти памфлеты, осуждающие богатых, печатались здесь — в Клубе Разврата. Но это не забавно, потому что, если он ненавидит богатых, то где же он отводит место... нашей дружбе?
— Я знаю, что ты собираешься ехать с ним. Я не пытаюсь тебя отговорить, но перед отплытием еще есть время. Пойдем со мной, ненадолго.
Я сомневаюсь.
— Если я могу пробраться в эту комнату, то и другие могут, — он многозначительно смотрит на потолок. Он прав — те люди наверху не сильно любят Элиота. — Ты будешь в большей безопасности со мной.
Он хватает мою руку и тянет меня к двери.
— Стой! — говорю я, и он останавливается, хотя видно, что ему нелегко это дается, его тело буквально рвется вперед. — Я... на мне ничего нет... под пальто, — я не могу опознать выражение его лица, потому просто спотыкаюсь на месте. — Элиот изрезал мое платье мечом.
И он хмурится. Ничего не говорит.
Я поднимаю зеленое платье с кровати и надеваю его, все еще одетая в пальто. Как только платье на своем месте, я сбрасываю пальто и сражаюсь с крючками.
— Позволь тебе помочь.
Я позволяю.
Я должна предложить ему его пальто назад, но я так сильно хочу иметь что-то от него. Я надеваю его. Он ведет меня через дверь, закрывая ее за нами. Мы проскальзываем по коридору и покидаем Клуб Распущенность через заднюю дверь. В переулке пахнет странно. У нас на пути лежит накидка. Кто-то, должно быть, уронил... моя нога попадает во что-то плотное, и я задыхаюсь. Туфли, которые я обула, имеют открытые носы. Я смотрю вниз на мертвое тело. Уилл приподнимает меня над трупом.