Маска времени
Шрифт:
А затем начал методично крушить все, что попадалось под руку, с такой яростью, что ей удивились даже любопытные соседи, которые, конечно же, ничего не слышали в саму ночь преступления. Только зачем все это было нужно? Непреодолимое стремление показать свою мощь? Или паническое усилие найти нечто, когда обстоятельства вышли из-под контроля и приобрели неожиданно более серьезный характер, нежели простое ограбление?
Квартира провоняла разлитым прокиснувшим молоком и испорченным мясом. Но в этом запахе присутствовал и запах самого грабителя, человека, который и совершил зверство.
И вдруг Анна вспомнила о сейфе. Она вернулась в спальню. Огромное, написанное маслом полотно – живописный пейзаж Рима XVIII века – висело на своем месте. Анна коснулась рамы, та ушла в сторону, открыв зеленую дверь встроенного в стену сейфа. Она взялась за металлическую ручку, но дверь не поддалась. Код ей был неизвестен.
Сейф выглядел очень внушительно, и, скорее всего, его не взламывали и не открывали. Такое дилетантство поразило Анну: перевернуть вверх дном всю квартиру и не найти такого простого тайника?
Она вновь закрыла дверь сейфа картиной и, преодолевая смертельную усталость, постаралась сосредоточиться. Анна даже представить не могла, что завтра утром она проснется среди такого беспорядка. Уборку надо было начать немедленно, чтобы притупить боль в душе.
Когда она начала подметать, то неожиданно увидела свое лицо под осколками и прочим хламом. Анна замерла на мгновение, а потом нагнулась и подняла с пола фотографию. Стекло, как ни странно, уцелело. Фотография была сделана два года назад в Париже, и мама ее очень любила. Улыбка Анны на фотографии была очень обаятельной, а ветер с Сены живописно развевал ее пышные волосы. Но глаза напряженно смотрели в объектив, а пальцы крепко сжимали воротник пальто. Нелегкая это вещь – любовь. Анна почувствовала комок в горле и начала протирать запылившееся стекло.
Почему они с матерью вдруг стали такими чужими? Отчего смерть отца, которая, казалось, должна была сблизить, так разъединила их? После событий в Белфасте прошло одиннадцать лет. Время, за которое они стали почти чужими. А сейчас мама лежит в больнице, ее жизнь поддерживается только приборами и аппаратами, ее разум погружен во тьму.
– Мама, – произнесла вслух Анна, – как только тебе будет лучше, мы все исправим, обещаю.
Анна вышла из забытья. Она видела сон о Гаити – Андре Левек смеялся над ней, стоя в зарослях джунглей, и блеск его глаз говорил о явном сумасшествии. Но проснулась Анна не в джунглях и не на Гаити, а в заснеженном Вейле, тут же вспомнив, что мать в больнице в состоянии комы. Стрелки часов показывали 8 часов 45 минут утра.
Анна протянула руку и набрала номер телефона больницы Kapp Мемориал. Состояние Кейт за ночь не изменилось.
Анна встала с постели и подошла к окну. Шторы раздвинулись, и перед ней открылась великолепная панорама. Горные белоснежные вершины казались особенно величественными на фоне голубого неба. От этого зрелища даже заболели глаза. Красные и желтые кабинки подвесной дороги медленно поднимались вверх и были единственными пестрыми пятнами на белом фоне снежных склонов. Только самые вершины гор стояли
Несмотря на то, что квартира хорошо отапливалась. Анна дрожала от холода. Приняв горячий душ, она надела шерстяной свитер матери поверх рубашки из хлопка и джинсы. Слабый запах духов Кейт исходил от одежды и был подобен легкому материнскому объятию и нежному поцелую. Затем Анна положила себе в большую чашку кашу и, помешивая ее ложкой, принялась разбирать почту Кейт. Все письма были в обычных конвертах коричневого цвета – в основном счета.
Затем начались звонки. Звонили друзья матери, желающие выразить свое потрясение случившимся и сочувствие. Третий звонок был от Констанции Граф, которая предложила Анне немедленно встретиться.
В 10.30 позвонили в дверь. Это оказался Джоргенсен. детектив. Он держал прямо перед собой удостоверение, и Анна открыла дверь. Это был очень худой человек с изможденным лицом, орлиным носом и пышными черными усами. Взгляд его темных глаз был усталым. От Джоргенсена но всей квартире сразу же распространился сильный запах табака.
– Хотите кофе?
– Спасибо, мэм.
– Пойдемте на кухню, здесь негде присесть – все диваны перевернуты или испорчены.
Детектив огляделся, но ничего не сказал по поводу перемен, которые произошли здесь с момента появления Анны. Еще долго это жилище не будет иметь своего обычного вида, но, по крайней мере, теперь квартира чисто прибрана. Накануне Анна работала до полного изнеможения, пока не свалилась от усталости.
Желтый силуэт тела матери был виден на полу.
– Можете убрать и это, – лаконично заметил детектив. – Уже не нужно.
Анна кивнула. Но ей почему-то не хотелось стирать следы последнего присутствия матери здесь, в этом месте:
– Я составила список пропавших вещей. – Она передала бумагу детективу. – Во всяком случае, я помню их со времени последнего приезда.
Говоря это, Анна пыталась разобраться, как работает кофемолка Кейт.
Джоргенсен запустил пальцы в карман кожаной куртки и вытащил оттуда смятую пачку сигарет. Он предложил закурить Анне.
– Предпочитаю не курить, – заявила Анна. – И мама не выносит запах табачного дыма в квартире.
Детектив как-то странно посмотрел на свою собеседницу:
– Вам еще не сказали о состоянии больной?
– Сказали.
– Скорее всего, она не придет в себя, – коротко и жестко, заявил детектив. Анна ничего не ответила на это, и Джоргенсену пришлось со вздохом убрать сигарету в пачку. Затем он достал блокнот из своего дипломата и раскрыл его на нужном месте:
– Как долго вы собираетесь пробыть в Вейле?
– Столько, сколько это будет необходимо.
– Вы не собираетесь вернуться в Майами?
– Чтобы оставить свою мать в этом критическом состоянии?
– Следовательно, вы проведете здесь немало времени.
– Оставлять ее я не собираюсь.
Джоргенсен только повел плечами:
– Всегда сообщайте нам о своих планах, что бы вам ни пришло в голову. Мисс Келли, когда вы в последний раз встречались с пострадавшей?
– Около полугода назад.
– И такая длительная разлука казалась вам нормальной?