Маска времени
Шрифт:
– Сейчас ты не получаешь никакого жалованья, верно?
– Да, никакого.
В трубке замолчали, и Анна слышала только тяжелое дыхание собеседника, напоминающее дыхание быка перед атакой. Наконец Дрю с трудом произнес:
– О'кей, я уважаю твои чувства. – Но ненависть в его голосе была неподдельной. – Перезвоню дня через два. – И он резко бросил трубку.
Анна еще долго стояла, скрестив руки на груди и чувствуя, как ненависть шефа проникает во все поры ее тела. Дрю знал, как можно задеть человека. Неужели она действительно упустила самый важный материал в своей журналистской карьере?
Вдруг что-то неожиданно привлекло взгляд Анны. Она не раз это видела, но только сейчас обратила внимание. Предмет стоял на полке и, как все остальное в квартире, тоже пострадал от разгрома. Безвкусная русская матрешка, обычный сувенир из России, так не сочеталась со всем остальным в квартире.
Анна подошла к полке и взяла деревянную куклу. Открутив ее, заглянула внутрь. Там оказалась кукла поменьше, в ней еще одна, потом еще и еще.
Анна открыла их все и выставила в ряд перед собой на столе – маленькие русские краснощекие бабы с наглыми черными глазами. Красные деревянные рты загадочно улыбались Анне. А самая маленькая была раскрашена под спеленутого младенца.
Видно, мама привезла это из России. Неужели она похожа на эту игрушку – женщина с двумя, а может быть, и несколькими «я». И даже дочь не знала этого?
Анна вновь вспомнила о Филиппе Уэстуорде. Он сказал, что с Кейт у них какие-то общие интересы. Филипп показался Анне одним из самых могущественных и значительных людей, которых она когда-либо встречала в жизни. Если он встречался с матерью когда-то в прошлом, то, без сомнения, Кейт тоже почувствовала бы магнетизм его личности. Неужели именно Уэстуорд встал между Кемпбеллом и матерью Анны? Во всяком случае, какое-то напряжение чувствовалось между двумя мужчинами еще вчера вечером. Этого вполне достаточно для всякого рода подозрений.
С этими мыслями Анна поставила матрешку на место и отправилась в больницу.
Анна вскрыла упаковку и достала переносной магнитофон, купленный утром. Она приобрела также и дюжину долгоиграющих кассет, в основном с музыкой, которая нравилась Кейт. Магнитофон был снабжен хорошими динамиками. Анна сразу же вставила две кассеты с записью «Волшебной флейты», чтобы мама могла прослушать оперу целиком и без остановки. Она распорядилась, чтобы музыка постоянно звучала в палате. Во всяком случае, ее звуки хотя бы заглушат шумы работающих приборов.
Музыка буквально взорвала тишину. Анна сидела у постели матери, держа ее ладони в своих, пытаясь уловить любое непроизвольное движение на окаменевшем лице в ответ на божественные звуки Моцарта. Раз или два ей показалось, что на губах Кейт появлялось подобие улыбки, и сердце Анны забилось сильнее. Она сидела и спокойно, мягко говорила, обращаясь к матери.
Примерно через час дверь открылась, и на пороге появился Кемпбелл Бринкман. Он устало поздоровался с Анной, а на Кейт даже не взглянул. Присесть Кемпбелл
– Что ты делаешь?
– Ее любимая опера. Я подумала, что это поможет вернуть ее к жизни.
Кемпбелл ничего не сказал, но выражение лица у него было совершенно безразличное.
– Адвокаты Кейт хотят срочно поговорить с тобой. Они предлагают тебе стать управляющей делами матери. Что означает полную недееспособность больной.
Анна медленно встала и вплотную подошла к Кемпбеллу.
– К чему такая спешка? И почему все это надо говорить в ее присутствии? – спокойно, но с гневом произнесла дочь.
– Ее здесь нет.
– Она здесь, Кемпбелл.
В ответ он начал усиленно протирать глаза:
– Тебе сейчас же следует вступить в управление делами. Скопились счета, которые необходимо оплатить, решения, которые следует принять. Даже пребывание Кейт в госпитале нуждается в окончательном оформлении.
Затем Кемпбелл вынул из бумажника визитку и передал Анне:
– Адрес адвокатов твоей матери в Денвере. Пожалуйста, позвони им как можно скорее.
– Хорошо.
– Да, и еще. Страховой агент Кейт сейчас в Вейле. У тебя есть время встретиться с ним?
– Есть. К четырем я вернусь домой.
– Я передам ему.
Сейчас Кемпбелл выглядел еще хуже, чем накануне: под глазами появились огромные черные круги. Он явно не мог найти в себе силы, чтобы взглянуть на больную в постели. Очевидно, что приход сюда был для Кемпбелла не из приятных.
– Я все время следила за ее лицом, – вновь начала Анна. – И уверена, что заметила улыбку.
– Это нервный тик. Время от времени такое иногда случается.
– Она не мертвая, – твердо сказала дочь. – Не мертвая. И ей станет лучше.
– Не станет! Не станет! – вдруг выпалил Кемпбелл. Дыхание его прерывалось, в глазах появились слезы. – Я любил ее. Любил ее так сильно.
Анна пристально посмотрела на Кемпбелла. Неужели догадки Джоргенсена имеют основания? Неужели этот человек мог сделать подобное? Ведь он действительно человек сильных страстей и совершенно не владеет собой:
– Я хотела бы перекусить; этажом ниже есть столовая. Пойдешь со мной?
Кемпбелл и Анна вошли в столовую, переполненную людьми. Анна была голодна и взяла себе порцию куриного паштета и тарелку салата, а Кемпбелл обошелся большой чашкой крепкого черного кофе. Как раз по его состоянию. Ничего удивительного – он находился на грани истерики.
Когда им удалось пристроиться за одним из столов, Кемпбелл уже начал глотать обильно льющиеся слезы.
– Где ты живешь сейчас? – спокойно спросила Анна.
– В Джипсэме.
– Один?
Он только кивнул в ответ, уставившись в свою чашку. Анна подцепила на вилку паштет, пытаясь представить себе Кемпбелла в горах. Джипсэм находился в тридцати милях на запад от Вейла, прекрасное, но совершенно дикое местечко. Кемпбелл отказался от дома в городе, который был слишком мал для его запросов римского патриция, и сам построил великолепный каменный особняк среди тополей на склоне горы Джипсэм с видом на реку Игл. Кемпбеллу принадлежало несколько акров земли вокруг. В доме был бассейн и многое такое, о чем даже и мечтать трудно. В прошлом, в счастливые времена, Анна несколько раз была на его великолепном ранчо в компании приятных, веселых людей. Тогда дом в горах превращался в рай на земле. Но пустой, он казался зловещим, как готический замок.