Маска времени
Шрифт:
– Как ей – лучше? – спросила Анна с отчаянной надеждой.
– Нет, – мрачно ответил Кемпбелл. – Пойдем.
Моложавый доктор-индус ждал их прихода в кабинете, стетоскоп болтался у него на шее. Он встал с кресла, чтобы пожать Анне руку.
– Как моя мать? – спросила она.
– С точки зрения физического здоровья все, слава Богу, стабилизировалось. Но этого нельзя сказать о состоянии мозга.
И с этими словами Рам Синкх развернул перед Анной какие-то рулоны, помеченные непонятными значками:
– Это последняя электроэнцефалограмма, которую мы
– В какой?
– Госпиталь «Святой крест». Он лучше оборудован для ухода за подобными пациентами.
– Там занимаются мозговыми травмами?
– Не совсем. Но в нем есть нейрологическое отделение.
– И есть коматозные больные?
– Да.
– Но разве здесь нет специально оборудованных палат для тех, кто впал в кому?
– Есть. Однако здесь подобное содержание обойдется вам намного дороже, чем в госпитале «Святой крест». К тому же там весьма опытные специалисты.
– Из чего я могу заключить, что здесь уход лучше.
– Такой вывод совсем не следует из сказанного мной.
– Думаю, что страховка покроет все расходы по содержанию.
– Поймите, что содержание подобного больного – дело очень и очень дорогое. И даже страховые компании хотят, чтобы деньги не тратились зря.
– Что значит зря, черт возьми?
Кемпбелл тяжело вздохнул:
– Анна, пожалуйста.
– Весьма важный вопрос, – спокойно проговорил Рам Синкх, совершенно не задетый ее разгневанным тоном. – Под средствами, расходуемыми зря, я имею в виду деньги, которые тратятся на содержание безнадежных больных. В нашем деле мы как раз имеем подобный случай.
– Не верю этому, – резко оборвала Анна. – Во всяком случае, еще рано делать подобные выводы.
– Я видел достаточно коматозных больных, которые напоминали мне астронавтов, совершающих бесконечно долгий полет в космическом корабле. Миллионы долларов тратились на человека, который как бы уже и не принадлежал этому миру. В то время как можно намного проще и гуманнее обойтись с подобными больными.
В ярком неоновом свете Анна словно ослепла на несколько секунд.
– Что такое гуманизм по-вашему, я представляю себе очень хорошо – это просто тихая смерть. Вы гуманно дадите умереть моей матери.
Кемпбелл коснулся руки Анны:
– Успокойся, успокойся, дорогая.
– Так вопрос не стоит, – заявил Рам Синкх. – Позволить пациенту умереть достойно мы всегда сможем, когда иссякнут даже самые слабые надежды на спасение.
– «Святой крест» – это обычный приют, не правда ли? Прекрасное тихое место, в котором будут быстрее потеряны всякие надежды на спасение моей матери, чем здесь. И тогда через несколько месяцев, когда она уже и на человека-то перестанет быть похожей, меня начнут уговаривать согласиться на последний гуманный акт.
– Это сообщение очень сильно подействовало на вас. Поэтому, мисс Келли, вам следует отдохнуть немного, прежде чем принять окончательное решение, – проговорил
Анна быстро повернулась к Кемпбеллу:
– Могут ли они перевезти мать без моего согласия?
– Анна, держи себя в руках, не впадай в истерику.
– Я ее ближайшая родственница. Поэтому мое решение должно учитываться, не так ли? – Потом, вновь посмотрев на доктора, Анна добавила: – Моя мать не бревно какое-нибудь. Она – человек, она – умная, замечательная женщина, нуждающаяся в вашей помощи. Она не какой-то скелет, который следует убрать с дороги. Вы слышите меня?
– Слышу, – тяжело вздохнул Рам Синкх.
– Я не разрешаю перевозить мою мать из этого госпиталя. Она останется здесь до полного своего выздоровления.
– А что, если она никогда не выздоровеет? – спросил доктор.
Анна вскочила с места:
– Нет. Выздоровеет. Других вариантов я просто не принимаю.
– Очень хорошо. Но сразу же хочу сообщить вам, что очень скоро страховая компания прекратит оплачивать ваши счета. Она выплатит только определенную и весьма разумную сумму, а затем снимет с себя всякую ответственность. И тогда вам придется взять все расходы на себя, мисс Келли. Два миллиона долларов по страховке – это весьма внушительная сумма, но в нашем госпитале их хватит только на два года ухода за больной.
Так вот что имел в виду страховой агент. Им выгоднее заплатить, скажем, четыре миллиона долларов сразу, чем выплачивать намного большую сумму в течение последующих десяти лет. Анна почувствовала даже, как свело скулы от напряжения.
– Понятно, – только и могла сказать она. – Ее продолжало трясти от гнева, когда они вышли в коридор. – Ты веришь этому человеку?
Кемпбелла тоже трясло, но он сердился не на доктора, а на Анну:
– Не следует винить во всем медиков, ведь они делают все, что от них зависит.
– А может быть, они только создают видимость.
– Но «Святой крест» действительно лучшее место для Кейт. Там ей будет намного спокойнее.
– Словно в могиле, – не выдержала Анна. Кемпбелл запахнулся в свою каракулевую шубу и рявкнул:
– Не будь ребенком. Примирись с фактом, что Кейт никогда не подняться с постели. Никогда, слышишь…
Анна услышала отчаяние в голосе бывшего любовника матери.
– Нет. Она вернется. Вернется к нам.
– Не вернется, Анна, не вернется. Пойми – Кейт мертва.
– Неправда. Ей лучше. И не оставляй надежды, Кемпбелл. Ведь наша надежда – это ее единственное спасение.
Изможденное лицо Кемпбелла показалось особенно трагичным:
– О какой надежде ты можешь говорить?
– А если бы на ее месте оказался ты и тебе бы просверлили в черепе дырки? Разве тебе не хотелось бы, чтобы кто-то страстно жаждал твоего возвращения к жизни?
В ответ Кемпбелл только слабо улыбнулся:
– Ты очень молода, Анна. И, как все дети, продолжаешь верить в чудо.