Маскарад (Плоский мир)
Шрифт:
Замедленными движениями Уолтер потянулся и взял свечу. Не произнеся ни слова, он вышел из зала и двинулся в сырой мрак подвалов.
Нянюшка Ягг последовала за ним. Ее башмаки хлюпали в грязи.
Путь оказался не очень длинным. Насколько нянюшка могла судить, они вскоре вышли из-под здания Оперы; впрочем, она могла и ошибаться. Неверные тени плясали вокруг. Они проходили одну комнату за другой, каждая последующая все темнее предыдущей. С потолка тоже капало все чаще. Вскоре Уолтер остановился перед кучей досок. В подгнивших местах
Под ними, аккуратно сложенные, лежали мешки.
Нянюшка пихнула один ногой. Он расползся по шву.
В неверном сиянии свечи могло показаться, что из мешка сыплются искорки света. Однако ошибки быть не могло: такой мягкий металлический скользящий звук издают лишь деньги, много денег. Очень, очень много. Достаточно, чтобы предположить, что принадлежат они либо вору, либо какому-нибудь издателю. Второй вариант исключался сразу, поскольку никаких складов с книгами нянюшка не проходила.
– Что это, Уолтер?
– Это деньги Призрака госпожа Ягг!
В противоположной стене зияла квадратная дыра, в нескольких дюймах под которой поблескивала вода. А в дыре виднелось с полдюжины старых коробок из-под печенья и разбитых горшков. Из каждого торчала палка, смахивающая на ветку засохшего куста.
– А это что, Уолтер? Что это за палки?
– Розовые кусты госпожа Ягг!
– Там? Но разве что-нибудь может рас... Нянюшка умолкла на полуслове.
Хлюпая по воде, она приблизилась к горшкам. Их заполняла земля. На мертвых стеблях блестел ил.
Разумеется, здесь ничто не может вырасти. Ведь тут нет света. Все растущее нуждается в солнце. Впрочем... Поднеся свечу поближе, нянюшка втянула носом аромат. Да. Запах был едва заметен, но он ощущался. В темноте росли розы.
– Ну, Уолтер Плюм, - сказала она. - Ты способен подкидывать сюрприз за сюрпризом.
Письменный стол господина Бадьи едва не гнулся от вываленных на него книг.
– То, что ты делаешь, плохо, матушка Ветровоск, - произнесла Агнесса от двери.
Матушка подняла взгляд.
– Так же плохо, как проживать за людей их жизни? - спросила она. - Но если хочешь знать, есть вещи и похуже, например жить за счет их жизней. Ты о таком "плохо" говоришь?
Агнесса промолчала. Матушка Ветровоск не могла знать, ее же тут не было...
Матушка повернулась спиной к книгам.
– Это только выглядит плохо. Но внешность обманчива. А ты, девочка, будь так любезна, понаблюдай-ка за коридором.
Она принялась копаться в обрывках конвертов и клочках бумаги с нацарапанными на них циферками - по всей видимости, оперном эквиваленте бухгалтерских отчетов. Полный беспорядок. Больше чем беспорядок. Слишком уж все беспорядочно для беспорядка. В обычном беспорядке периодически натыкаешься на связные фрагменты. Но тут царил абсолютный хаос, как будто кто-то долго и упорно создавал беспорядок беспорядков.
Возьмем бухгалтерские отчеты. Они полны
– Чем ты там занимаешься? - Агнесса отвела взгляд от коридора.
– Просто диву даешься, - откликнулась матушка. - Многие расходы проведены дважды! А на одной странице вообще прибавляли месяцы и вычитали время суток!
– Мне казалось, ты терпеть не можешь всякие книжки.
– Не люблю. - Матушка перевернула страницу. - Они могут смотреть тебе прямо в глаза и нагло врать. Сколько в здешнем оркестре скрипачей?
– По-моему, девять.
– Ага! - возликовала матушка, не поворачивая головы. - А по книгам получается, что жалованье получают двенадцать, но трое записаны на другой странице, так что этого можно и не заметить. - Она оторвалась от расчетов и довольно потерла руки. - Если, конечно, не обладаешь хорошей памятью.
Костлявый палец пробежался по еще одному разъезжающемуся столбцу.
– А что такое летающий храповик?
– Мне-то откуда знать?!
– Здесь сказано: "Ремонт летающего храповика, новые пружины для вращательного механизма и починка. Сто шестьдесят долларов шестьдесят три пенса". Ха!
Облизнув палец, она перелистнула страницу.
– Даже нянюшка так не путается в цифрах, - покачала головой матушка. Чтобы настолько плохо считать, надо считать прекрасно. Ха! Ничего удивительного, что Опера не приносит никакого дохода. С таким же успехом можно черпать воду решетом.
Агнесса метнулась в комнату.
– Кто-то идет!
Матушка поднялась и задула лампу.
– Ты спрячься за занавеской! - приказала она.
– А ты?
– О... Ну, я просто сделаюсь незаметной... Агнесса поспешила к большому окну, но не удержалась и все-таки оглянулась на матушку. Та замерла у камина.
Старая ведьма таяла. Нет-нет, она никуда не исчезла, просто слилась с фоном.
Ее рука постепенно стала частью облицовки камина. Складка платья превратилась в тень. Локоть - в верхнюю часть кресла у нее за спиной. Лицо слилось с вазой увядших цветов.
Она была по-прежнему здесь, как старушка на старой картинке-загадке из тех, что печатают иногда в "Ещегоднике". На ней можно увидеть старуху, а можно - юную девушку, но не обеих одновременно, потому что каждая представляет собой тень другой. Матушка Ветровоск стояла у камина, однако увидеть ее мог лишь тот, кто знал, что она там стоит.
Агнесса сморгнула. И остались лишь тени, кресло и камин.
Дверь открылась. Девушка скользнула за занавеску, чувствуя себя столь же незаметной, как клубника в блюде с тушеной говядиной, уверенная, что стук сердца вот-вот ее выдаст.