Масонская касса
Шрифт:
— Ну, вообще-то, я даже не знаю, что тебе предложить, — задумчиво промычал Зимин. — Это мой огород, и у меня как-то нет желания с кем-то делиться… Хотя, если ты согласен работать подо мной, почему бы не выделить тебе грядку?
— Может, обговорим детали? — обрадованно предложил посетитель и подался вперед, деликатно отодвинув в сторону недопитый Зиминым стакан.
Детали они обговаривали около получаса, пока наконец не пришли к устраивающему обоих решению. Осталось только определить, где именно посетитель, представившийся Глебом, и его напарник, какой-то Сан Саныч, станут валить лес — не сами, конечно, не собственноручно, а посредством вальщиков, которых в здешних, извечно одолеваемых поголовной безработицей краях всегда было, извините
— Если вам все равно, я бы предпочел работать где-нибудь поближе к городу, — заявил Глеб.
— У тебя губа не дура, — хмыкнул Зяма. — Хотя мне и вправду все равно. Ну, например, где?..
— Ну, где-нибудь тут, например, — сказал Глеб и ткнул пальцем в карту.
Проделано это было вроде бы наугад, но, когда Василий Николаевич посмотрел на карту, увиденное ему очень не понравилось: палец собеседника упирался в бумагу в опасной близости от северо-восточной границы квадрата Б-7.
Оставив Слепого (вот ведь сволочь-то, прости господи!) прохлаждаться в гостиничном номере, майор госбезопасности Якушев первым делом позвонил генералу Прохорову и доложил о несчастье, постигшем местного мэра Губарева, являвшегося правой рукой покойного Сенатора и потому значившегося в списке намеченных жертв под номером один. При этом ему пришлось довольно непочтительно прервать похвалы, которые начал было расточать в адрес Слепого обычно скупой на добрые слова Павел Петрович, и уточнить, что Губа отбросил коньки за сутки до их приезда и что Слепой тут совершенно ни при чем. При этом он прозрачно намекнул, что, поскольку работать Слепому не пришлось, то и обещанный ему гонорар следовало бы пропорционально урезать, на что Прохоров ответил: «Ты что, пьяный или башкой ударился? Его гонорар у тебя под мышкой висит!»
Машинально пощупав сквозь ткань куртки тяжелый и твердый пистолет, майор Якушев принес извинения и запросил дальнейших инструкций. Инструкции были следующие: перестать валять дурака и дергать начальство по мелочам, вынуть палец из ноздри, прекратить выкусывать блох из-под хвоста и заниматься, черт побери, делом, а не ждать, что и все остальные фигуранты списка последуют благому примеру новопреставленного Губы и окочурятся самостоятельно, без посторонней помощи. Из чего Якушев сделал логичный вывод, что новых инструкций не последует и что руководствоваться, таким образом, надлежит полученными ранее указаниями.
Так он и поступил, набрав по памяти номер сотрудника местного управления ФСБ, с которым ему предстояло контактировать — разумеется, негласно. Сотрудник этот, как понял Якушев, являлся кем-то вроде законсервированного агента генерала Прохорова. Год за годом спокойно выполняя свои служебные обязанности, он просто ждал своего часа, как ждет его засунутый на всякий случай под холодильник в крошечной кухне малогабаритной квартиры пистолет. Теперь этот час пробил, хотя «пистолету» предстояло не выстрелить, а послужить иным целям — ну, например, забить гвоздь или, скажем, отбить мясо.
Генерал Прохоров рекомендовал своего агента как человека исполнительного, надежного и расторопного, и майор Якушев был рад убедиться, что Павел Петрович не ошибся. Возможно, расторопность агента объяснялась многолетним отсутствием настоящей, живой оперативной работы и радостью по поводу ее появления; как бы то ни было, менее чем через два часа после телефонного разговора с ним майор Якушев имел все, что ему требовалось в данный момент.
Понятно, Якушев с удовольствием переложил бы рутинную черновую работу на чужие плечи, обремененные звездочками помельче и полегче майорских. Но характер задания не предусматривал вовлечения в работу посторонних лиц — ни из низового звена, ни из командного состава. В противном случае список людей, подлежащих ликвидации, начал бы расти как снежный ком, увеличиваясь в геометрической прогрессии.
И потом, если бы до Павла Петровича Прохорова дошли сведения о том, что майор Якушев вопреки его прямому приказу открыл доступ к тайне квадрата Б-7 посторонним лицам, поименованный майор исчез бы с лица земли в тот же день, а может, и в ту же минуту — если бы, понятное дело, оказался хотя бы на расстоянии пистолетного выстрела. Павел Петрович, отдать ему должное, хоть и генерал, стрелял метко и никогда не колебался, если видел, что выстрелить необходимо…
В силу перечисленных выше причин всю вторую половину дня майор Якушев провел, сидя в глухом, без окон, подвальном помещении, большую часть которого занимала заставленная мудреной аппаратурой консоль. Помимо консоли, тут было только два вращающихся кресла, которые выглядели прямо как новенькие, но, судя по дизайну, были выпущены советской промышленностью лет тридцать назад. Что же до аппаратуры прослушивания, то, увидев ее, майор присвистнул и, не сдержавшись, вполголоса выругался матом: она была ничуть не моложе кресел. Чего стоили хотя бы бобинные магнитофоны, с которыми Якушев в последний раз имел дело, еще будучи курсантом школы КГБ! Оловянные тумблеры, которые до последнего вздоха сопротивлялись нажатию, а потом, уступив, щелкали, как мелкокалиберная винтовка, круглые цветные лампочки сантиметрового диаметра, жестяные приборные панели — где тоскливо-серые, где милого сердцу любого военного цвета хаки…
Усевшись в одно из кресел и внимательно осмотрев это хозяйство, Якушев нервно хихикнул. Он представил себе, каково ему пришлось бы, имей он необходимость перенести сделанные при помощи данного оборудования записи на современный цифровой носитель. Ведь разъемов, при помощи которых эти ископаемые жестянки можно было бы соединить, скажем, с компьютером, в наше продвинутое время днем с огнем не сыщешь!
Но необходимости в копировании записей у него не было. Никто не ждал от него доказательств чьей-то вины; он пришел в это место, чтобы прояснить обстановку. Для этой цели годилось даже такое допотопное оборудование, тем более что находилось оно, как не без удивления убедился Якушев, в превосходном состоянии. Честно говоря, все это добро выглядело попросту нетронутым. Консоль и кресла заросли пылью, и на полу, там, где ступали растоптанные ботинки майора, оставались следы в пыли. Вот уж, действительно, «на пыльных тропинках далеких планет»…
Похоже было на то, что всю эту аппаратуру не включали с тех самых пор, как она была установлена и прошла проверку на работоспособность. Более того, майор преисполнился уверенности, что нынешнее руководство местного управления ФСБ даже не подозревает о существовании данного пункта прослушивания. Кто-то поддерживал его в рабочем состоянии, производил необходимые подключения к вводимым в строй новым линиям связи, но в архаичные вращающиеся кресла никогда не садились операторы в погонах с синими просветами. Это, помимо всего прочего, служило косвенным доказательством того, что, по мнению Якушева, в доказательствах не нуждалось: «профсоюз» был силен не только в Москве, но даже и в этом забытом богом медвежьем углу.
Освоившись с управлением, Якушев подал на приборы питание и нацепил старинные, обрамленные мягкой пористой резиной головные телефоны. Потом, спохватившись, раскрыл принесенный с собой ноутбук, подключил к нему компактную коробочку определителя телефонных номеров и, следуя полученным от здешнего агента нехитрым инструкциям, грубо, путем простого скручивания проводов, соединил все это со здешними ископаемыми железяками. Приготовившись таким образом к работе, майор откинулся на спинку кресла и закурил.