Масорка
Шрифт:
— Да, возмутительная несправедливость, — сказал дон Мигель, серьезное и мрачное лицо которого невольно выдавало неудержимое желание рассмеяться. — Ведь только ваши связи в высшем обществе спасли вас от беды.
— Так именно и было, я уже не раз рассказывала вам это: меня спас один из моих высокопоставленных друзей, он сжалился над моей невинностью, угнетенной варварством, как говорит Руссо, — с важностью проговорила донья Марселина, имевшая слабость к литературным цитатам.
— Руссо весьма точно подмечал суть вещей! —
— У меня удивительная память, несколько дней назад я выучила наизусть целую пьесу, которую видела всего один раз на сцене.
— Поистине это удивительно!
— Не правда ли? Хотите, я вам прочту бред Креона, который начинается вот так:
«Печальная фатальность! Боги всевышние!..»
— Нет, нет, благодарю вас! — поспешно прервал ее дон Мигель.
— Ну, как хотите!
— А сейчас что вы читаете, донья Марселина?
— Я дочитываю Enfautducarnaval, а после примусь за Sucinda, которую теперь заканчивает моя племянница Тома-сита.
— Прекраснейшие книги! Но где вы их берете? — осведомился дон Мигель, откинувшись на спинку своих кресел и устремив светлый, спокойный взгляд на лицо этой, наполовину помешанной женщины.
— Все эти книги приносит моей племяннице Андреа сеньор священник Гаэте.
— Священник Гаэте! — воскликнул дон Мигель, разразившись на этот раз неудержимым смехом.
— И я ему очень признательна, потому что люди образованные знают, что молодым девушкам следует читать и хорошее, и дурное, для того чтобы в жизни их не могли обмануть.
— Прекрасно сказано, донья Марселина, но вот чего я не могу понять: как это женщина с вашими политическими убеждениями может вести дружбу с этим уважаемым священником, ведь он один из наиболее выдающихся героев федерации?
— Ах! Я каждый день упрекаю его в этом.
— И что же, он молчит?
— Он снисходительно, смеется, поворачивается ко мне спиной и идет читать свои книги Хертрудис.
— Хертрудис! Так у вас еще и Хертрудис?
— Да, это моя новая приемная племянница, она уж с месяц у меня.
— Санта-Барбара! Да у вас племянниц больше, чем у Адама внуков от Сифа, сына Каина и Ады. Читали вы когда-нибудь Библию, донья Марселина?
— Нет.
— Ну «Дон Кихота»?
— Нет, не читала.
— Так этот дон Кихот был похож и лицом и умом на генерала Орибе, который имел привычку уверять, что не может быть надежной республики без некоторых амплуа, и это амплуа то самое, которое вы занимаете.
— Амплуа покровительницы моих бедных племянниц, хотите вы сказать?
— Вот именно.
— Я делаю для них все, что могу.
— Но что стало бы с вами, если бы почтенный отец
— О, Боже мой! Я бы погибла! Но сеньор священник Гаэте не будет так любопытен, как сеньор дон Мигель дель Кампо! — проговорила донья Марселина заискивающим голосом.
— Да, вы правы, я зашел к вам тогда, чтобы вручить письмо, которое вы должны были передать известному лицу, и попросил у вас чернила и перо, чтобы написать адрес, неожиданно постучали в дверь, вы спрятали меня в вашей спальне, шепнув, что на столе я найду все письменные принадлежности; я их искал, но тщетно, наконец я открыл ящик и…
— Вам не следовало читать, что вы нашли, скверный вы мальчик! — прервала его донья Марселина самым ласковым голосом, какой только она могла изобразить, что случалось каждый раз, когда дон Мигель заговаривал об этом деле.
— Как устоять против соблазна любопытства? Газеты из Монтевидео!
— Которые мне прислал мой сын, как я вам говорила.
— Да, но письмо?
— Ах, да, письмо! За это письмо эти варвары расстреляли бы меня. Как я была неосторожна! А что вы сделали с этим письмом, прекрасный мой сеньор, оно у вас?
— Да, вы осмелились писать, что всем женщинам из семьи Росаса обрежут косы, когда войдет в город Лаваль! Это весьма опрометчиво, донья Марселина.
— Что делать! — но вы же сами знаете, что выполнить это я не способна. А что вы сделали с письмом, оно у вас? — продолжала выпытывать донья Марселина, стараясь улыбнуться, но вместо улыбки у нее получилась какая-то гримаса.
— Я уже говорил вам, я унес его, чтобы спасти вас.
— Вам следовало изорвать его.
— Это было бы непростительной глупостью.
— Для чего вы храните его?
— Чтобы иметь доказательство вашего патриотизма, которое могло бы послужить в вашу пользу, когда дела изменятся. Я желаю, чтобы вас с лихвой вознаградили за те услуги, которые вы оказываете…
— И это единственная причина, заставляющая вас хранить письмо?
— До настоящего времени вы не давали мне повода изменить мое мнение о вас! — проговорил дон Мигель вместо ответа.
— И я никогда не подам вам этого повода! — воскликнула донья Марселина со вздохом облегчения.
— Я в этом убежден. Ну, а теперь поговорим о наших делах. Давно вы видели Дугласа?
— Я видела его три дня назад. Предыдущей ночью он отправил на судне пять человек, из которых двоих ему доставила я.
— Прекрасно. Вы повидаете его сегодня.
— Сегодня?
— Да, сейчас же.
— Я пойду прямо от вас.
Дон Мигель прошел в свой кабинет, достал из-под чернильницы, написанное ночью письмо, и, вложив его в чистый конверт, с пером в руке вернулся в спальню.
— Напишите адрес на этом письме! — сказал он, обращаясь к донье Марселине.