Масса и власть
Шрифт:
Новое окружение, то есть настоящие стены, о которых больной в бреду не знает и на которые в самом деле налетает головой, истолкованы как мраморные плиты. В своем воображаемом мире он охотно оказывается окруженным многими людьми, для которых он важный и разыскиваемый субъект. На смертном ложе в «Быке» из него постепенно отсасывают жизненную силу. Это как бы долгая, растянутая во времени казнь, используемая им для того, чтобы собрать вокруг себя зрителей, которых он держит благочестивыми увещеваниями. Все желания замещает жажда, в потустороннем мире он наказан муками Тантала. Трое дочерей, тела которых были рядом, наутро, как и он, воскресли, но в виде белых зайцев. Это говорит о их невинности, но также и об угрызениях совести, которые он испытывает по их поводу.
Крестный ход католиков — это первое настоящее массовое событие. Он вынужден в нем участвовать,
Для позиции, которую занимает в бреду этот больной, характерно, как он наблюдает и видит поступки жены. Интересно его отношение к платью: рукава и отверстия заштопаны и зашиты, карманы распороты; оно приняло чудовищный вид, его «органы» не функционируют. Можно вообразить целые зверинцы таких превращенных предметов одежды, не так далеко отстоящих от животных. Наконец, у семи зайцев в ванне достаточно зубов, чтобы покрыть укусами его кожу.
Второй случай, который я привожу здесь в более связном виде, почерпнут у Блейлера. Больной-шизофреник на 36 страницах описывает свои переживания во время приступа белой горячки. Можно возразить, что такой случай не типичен для делирия. Мне же, наоборот, кажется, что именно он дает многое для понимания массовых процессов в делирии. Галлюцинации здесь более связны, превращения не так стремительны, все в целом носит характер поэтической фантазии. Даже краткие выдержки, следующие ниже, дают это почувствовать.
«От того, что я увидел, волосы на голове стали дыбом… Леса, моря и реки, населенные ужасными человекозвериными существами, которых никогда не видел человеческий глаз, беспрестанно носящимися вокруг, и кругом мастерские всех ремесел с работающими в них ужасными существами… Стенами с обеих сторон было лишь море с тысячами маленьких кораблей; их пассажирами были только голые мужчины и женщины, удовлетворяющие свою похоть в ритме звучащей музыки, причем каждый раз после удовлетворения за спиной пары возникало одно из ужасных существ и протыкало ее длинным копьем, так что море окрашивалось в кроваво-красный цвет, но появлялись все новые толпы… Пассажирский поезд, из которого вышло много людей. Среди них я услышал голоса моего отца и моей сестры К., пришедших меня освободить. Я отчетливо слышал, как они говорили друг с другом. Потом я снова услышал, как моя сестра шепталась со старой женщиной; я звал ее изо всех сил, чтобы она меня освободила. Она кричала, что она так и хочет, но старуха ее не пускает, убеждая ее, что она навлечет несчастье на весь дом, и в результате у меня ничего не изменилось… В слезах я молился, я ждал смерти. Вокруг стояла мертвая тишина, и меня толпами окружали призрачные существа. Потом явилось одно из них и держало часы на некотором отдалении перед моими глазами, что должно было означать, что еще нет трех часов и они не могут говорить…»
Далее происходили переговоры между родственниками пациента, желающими его выкупить сначала за маленькую сумму, затем за более крупную. Другие голоса советовались, как им убить пациента. Затем родственников заманили на лестницы и сбросили в замковый ров, откуда доносились их крики и предсмертное хрипенье. Потом появилась жена тюремного надзирателя, которая отрезала кусок за куском его тела от ног и до груди, жарила и ела. Раны она посыпала солью. По шатким лесам пациента подняли на небеса, на одно за
«Леса, моря и реки», которые здесь фигурируют, известны нам как символы массы. Но здесь они как будто бы находятся в состоянии преобразования в символы, а потому еще не отделены от масс, которые ими замещаются. Они заселены «ужасными человекозвериными существами, которых никогда еще не видал человеческий глаз». Возникновение такого количества новых существ путем комбинирования старых — работа превращения. Здесь больной снова не участвует в превращении, но тем активнее изменяется и превращается окружающий его мир. Все эти новые создания являются перед ним большими массами. Любопытно, что привычные моря, леса и реки, в которых жизнь возникает и разворачивается естественным образом, вдруг сменяются «мастерскими всех ремесел». Производство также отождествляется с превращением — точка зрения, которую горячечные больные разделяют со многими примитивами. Ремесла раздельны, как существа различного происхождения, и создается впечатление, что они существуют, собственно, для того, чтобы быстро производить в свет массы различных вещей. Речь идет об абстрактном трудовом процессе и его результатах, он осуществляется теми же комбинированными существами.
Потом снова появляются стены, на этот раз как море, но заполненное уже не «человекозвериными существами», а тысячами маленьких кораблей. В них сидят голые мужчины и женщины, именно благодаря наготе равные друг другу, равные также в силу своей зависимости от ритма музыки. Здесь также речь идет о массовидности, на этот раз массовидности пар и спаривания. Парами они протыкаются копьями, кровь стекает в море, окрашивая его в красный цвет. Но являются новые и новые множества пар.
«Пассажирский поезд, из которого вышло множество людей» требует более подробного объяснения. Под поездом подразумевается множество людей, которые весь долгий отрезок пути движутся в одном и том же направлении, хотя и разделенные стенками купе, но так, что они не могут разделяться по собственному желанию, как это происходит, например, на станциях. Там, куда они прибывают, оказывается достигнутой общая для всех цель, даже если они отправлялись из разных мест. В момент прибытия, уже на подходе к конечной станции, они встают и скапливаются в проходе, стоя у окон. В этот момент замечается легкая форма массового возбуждения: они здесь вместе, соединенные общей целью. Движение, происходящее после высадки, когда они сами проделывают последнюю часть общего пути, то есть переход по перрону к вокзалу, знаменует собой угасание этой легкой формы массы.
На наблюдателя высадка из поезда после того, как мимо пронеслись чужие лица, прижатые к дверям и окнам, оказывает совсем другое воздействие, чем на самих пассажиров. Для него важно среди этих чужих лиц обнаружить одно или два знакомых или найти того, кого он должен встретить. Следовательно, для больного, который наблюдает, но сам не участвует, «поезд, из которого выходит множество людей» приходит как по заказу. Можно добавить, что все это представляется на большом вокзале, куда прибывает множество поездов.
«Смерть» почти сразу превращается в «мертвую тишину». Хотя обычно мы понимаем под этим лишь особенно глубокую тишину, для больного «мертвое» выделяется из этого словосочетания; мертвые толпами окружают его со всех сторон как призрачные существа.
По пути на небо он минует ангельские хоры, поющие ему славу. Ничто не отражает лучше природу славы. Мечтающий о славе мечтает именно об этом: о хорах существ, лучше всего людей, бесконечно возглашающих его имя. Это тоже масса мягкой природы. Однажды собравшийся хор остается на том же самом месте и, как бы высоко он ни забирал, он не забирает человека целиком, не забирает у него ничего, кроме имени.