Мастер дороги
Шрифт:
— Ну, — сказал мастер, — ужин на столе. Приятного аппетита.
Луна катилась по угольному небу, сочилась мертвенным светом. Была похожа на оторванную великанью голову.
Из озера ей салютовали сотни воздетых кверху мечей. Капли сверкали на зеркальных лезвиях, руки, что сжимали рукояти, были белесы и морщинисты. Со своего места за столом принц видел их отчетливо: туман отогнало ветром… хотя лучше бы ветра не было, а туман остался.
Ужинали молча. Угощение на столе было, конечно, не сравнить
Даже торчавшие из озера руки не портили аппетита: торчат себе и торчат, мало ли…
Уже принимаясь за фрукты, принц подумал, что все это неправильно. Не руки (хотя и руки, конечно, тоже), нет — дело в другом. Цель путешествия как-то позабылась, выцвела, растеряла смысл. И сами они тоже как будто чуть поблекли, что ли… Исказились.
На дальнем берегу озера снова родился надрывный стон. Когда он оборвался (все так же неожиданно), мастер кивнул дочери:
— Ну что, прибирай со стола. И давай-ка, доча, за работу.
Спросил у короля:
— Так когда пойдешь… ваше величество?
Король повертел в руках увесистое, золотистое яблоко, зачем-то оторвал листок с хвостика.
— Рассказывай, — хмуро посмотрел на мастера. — Если, конечно, хочешь.
— Ваше величество, — откашлялся Стерх, — я полагаю, следует прояснить…
Мастер тем временем потянулся к ближайшей полке, положил перед собой недлинный нож с широким лезвием. Кажется, тот самый, которым он пускал себе кровь там, возле чаши.
С другой полки мастер взял кусок гриба-трутовика.
— Прояснить, — сказал он, — следует. Вы чем вообще думали, когда ехали сюда? На что рассчитывали?
— Когда Устои расшатаны и мир дошел до Предела, король, наследник Предчура, должен отправиться к Темени. Там он свершит все необходимое, чтобы восстановить порядок, усмирить беззаконие, вдохнуть новую жизнь в извечные истины.
— Ага, — кивнул мастер. Руки его двигались будто сами по себе: соскабливали, откраивали, подчищали… — «Книгу Предчура», стало быть, вы прочли. А дальше?
Стерх сложил свои руки на груди — как будто боялся, что тоже потянутся к ножу, начнут вырезать…
— А дальше его величество собрал отряд из верных ему людей, и мы!..
— Что? — оборвал мастер. — «Отряд»?! О Предчур всемилостивый, сколько ж вас было-то?
— Какое, — спросил король, — какое это сейчас имеет значение?
— Верно: никакого. Ну ладно… ладно. Вот вы здесь. Что вы дальше хотели-то?..
Принц откинулся на спинку стула, рассеянно наблюдая за тем, как дочь мастера, закончив с посудою, пододвинула к камину прялку, взяла серебристо-белый моток и… он даже и не знал, как это все называется, крутились на языке какие-то «ровницы», «рогульки», «кудель» какая-то… В общем, девушка пряла нить, тонкую, почти прозрачную, которая, однако, ни разу за все это время не порвалась.
Размеренные, плавные движения зачаровали его, и мысль, некоторое
— Ну вот вы здесь, — повторил мастер. — И дальше-то что вы будете?..
Принц изумленно покачал головой:
— Так значит, это вы — Темя! Не место и не предмет, а человек, да?
Ронди присвистнул, Стерх поперхнулся, а отец очень аккуратно положил яблоко на столешницу.
Мастер посмотрел на принца с любопытством и даже, казалось, с уважением.
— А сын у тебя умен, ваше величество.
Он улыбнулся в усы:
— Нет, молодой человек, я — не Темя. Но мыслишь ты правильно. Только так здесь и можно: не как все, не так, как размышляет обычный человек всю свою жизнь.
Он поставил перед ними только что вырезанную из трутовика фигурку. На сей раз не птицы — вола с понуро опущенной головою и роскошными, широченными рогами.
— Мой учитель — из той, прежней жизни, — сказал бы, что обычные люди руководствуются логикой вола. Это разумно и полезно с точки зрения человека, который не верит в чудо… который не сталкивается с ним ежедневно. И мир постепенно привыкает к такому взгляду на себя, подстраивается… выстраивается вокруг обычных людей в обычный предсказуемый мир. Эта логика позволяет быть сытым и счастливым здесь и сейчас. Твердо стоять на земле. Думать о мире как о хлеве и поле. Не понимаете? — усмехнулся он, глядя на Стерха и короля. — Если можно не рисковать — не рискуй. Едешь за тридевять земель — возьми с собой побольше гвардейцев и мешок с золотом. Отправляешься на битву с чудовищем — вооружись до зубов, а лучше вовсе никуда не иди, сиди дома. Вот это — логика вола. Надежная, прочная, проверенная опытом.
Он взял с полки следующий трутовик и снова принялся отскабливать, резать, счищать.
— На таких людях, — сказал мастер, — держится мир. Благодаря таким людям прочно стоят Устои и не колеблется Свод небес. Но вол — это вол. Он ест, и пашет, и гадит, и в конце концов земля становится бесплодна и мертва. И тогда… тогда ей не обойтись без кого-нибудь, кто сможет поколебать основы мироздания. Взлететь и пролиться на землю животворным дождем. Нарушить все правила — и создать новые. Обновить то, что слишком долго пребывало в нерушимом покое. Потому что, — добавил он, с жалостью глядя на Стерха, — потому что мир содержит в себе все: и порядок, и неразбериху, покой и вечное движение, жизнь и смерть. И когда жизнь превращается в смерть… тогда вол ничего не добьется.
Мастер отряхнул на пол стружки и раскрыл ладонь; на ней сидел, воздев крылья, ястреб.
— Тогда, добрые гости, миру нужен другой человек. Тот, кто мыслит по-иному.
— Логика ястреба, — протянул Рифмач.
— Логика ястреба, — кивнул мастер.
И подбросил фигурку в воздух.
И она не упала.
— Если едешь туда, куда долетают лишь ястребы, забудь о прежних правилах, — мастер поднялся из-за стола. — Их нет. Если будешь держаться за них — погибнешь.