Мастера русского стихотворного перевода. Том 2

Данте Алигьери

517. В вечерний час

Пусть тот, кто некогда, в неведомых веках, Склонив в вечерний час над этой книгой вежды, Моих забвенных строк встревожит давний прах, Чтоб наших дней понять желанья и надежды, — О, пусть он ведает, с каким восторгом я, Сквозь ярость и мятеж, борьбы внимая кличу, Бросался в бой страстей и в буйство бытия, Чтоб вывести из мук — Любовь, свою добычу! Люблю свой острый мозг, огонь своих очей, Стук сердца своего и кровь своих артерий, Люблю себя и мир, хочу природе всей И человечеству отдаться в полной мере! Жить: это — взяв, отдать с весельем жизнь свою. Со мною равны те, кто миром так же пьяны! С бессонной жадностью пред жизнью я стою, Стремлюсь

в ее самум, в ее поток багряный! Паденье и полет, величье и позор — Преображает всё костер существованья. О, только б, кругозор сменив на кругозор, Всегда готовым быть на новые исканья! Кто ищет, жаждет кто — сливает трепет свой С мятущейся толпой, с таинственной вселенной. Ум жаждет вечности, он дышит широтой, И надобно любить, чтоб мыслить вдохновенно! Безмерной Нежностью всеведенье полно, В ней — красота миров, в ней — зиждущая сила. Причины тайные ей разгадать дано… О ты, кого мечта в грядущем посетила, Моих былых стихов тебе открыть ли смысл? Я жду, что в дни твои пришедший мощный гений Из неизбежного, из пасти мертвых числ Исторгнет истину всемирных примирений! <1923>

Поль Верлен

518.

Небосвод над этой крышей Так высок, так чист! Темный вяз над этой крышей Наклоняет лист. В небе синем и высоком Колокольный звон. Чу! на дереве высоком — Птицы тихий стон. Боже! всё, как в песне птицы, Мирно предо мной, Лишь вдали звучит столицы Яростный прибой… — Что ж ты сделал, ты, что плачешь Много, много дней, Что ж ты сделал, ты, что плачешь, С юностью своей? 1899, 1905

519. Песня к ней

Мне говорят, что ты — блондинка, И что блондинка — неверна, И добавляют: «как былинка…» Но мне такая речь смешна! Твой глаз — яснее, чем росинка, До губ твоих — душа жадна! Мне говорят, что ты — брюнетка, Что взор брюнетки — как костер, И что в огне его нередко Сгорает сердце… Что за вздор! Ты целовать умеешь метко, И по душе мне твой задор! Мне говорят: не будь с шатенкой, — Она бледна, скучна чуть-чуть… Смеюсь над дружеской оценкой! Дай запах кос твоих вдохнуть, Моя царица, — и коленкой Стань, торжествуя, мне на грудь! 1907

520.

Огромный, черный сон Смежил мне тяжко вежды. Замри, ненужный стон, Усните, все надежды! Кругом слепая мгла. Теряю я сознанье, Где грань добра и зла… О, грустное преданье! Я — колыбель. Слегка Ее качает в нише Незримая рука. О, тише, тише, тише! <1911>

Шарль Бодлер

521. Красота

О смертный! как мечта из камня, я прекрасна! И грудь моя, что всех погубит чередой, Сердца художников томит любовью властно, Подобной веществу, предвечной и немой. В лазури царствую я сфинксом непостижным; Как лебедь я бела и холодна как снег; Презрев движение, любуюсь неподвижным; Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек. Я — строгий образец для гордых изваяний, И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний, Поэты предо мной склоняются во прах. Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных, Сиянье вечности в моих глазах бессонных, Где всё прекраснее, как в чистых зеркалах. <1909>

Шарль-Юбер Мильвуа

522. Река забвения

Лета,

ты, чей ропот клонит В дрему элисейский мрак, Ты, в чьих волнах равно тонет Память бед и память благ, — Прочь! жестоких утешений Пусть не славит мне твой звук. Я забвеньем наслаждений Не куплю забвенья мук. <1913>

Шарль Леконт де Лиль

523. Дремота кондора

За лестницей крутой, что вздвигли Кордильеры, За мглами дымными, куда летят орлы, И выше всех вершин, где зевами скалы С кровавой лавою выходит запах серы, — Таков же грозностью, порою так же ал, Громадный кондор, полн угрюмо-мощной лени, На всю Америку, на дали — без движений Глядит, и солнца луч, в его зрачках, — опал. С Востока ночь плывет, где дикие пампасы Простерлись без конца; уже находит сон На Чили, на дома, на горные террасы, На тихий океан, на дивный небосклон. Материком немым ночь властно овладела; С песков на берега, с ущелий к склонам гор, По остриям вершин, скользит, темня простор Взрастаньем царственным разлива без предела. Как привиденье, он, на страшной вышине, Омыт сиянием, что кровь струит по снегу, Ждет жуткой темноты, готов к ее набегу: И кроет, подойдя, она его вполне. В бездонной глубине, с неведомого мыса, Зажегся Южный Крест, маяк из крупных звезд; Он шеей, в радости, мускулистой и лысой, Трясет, и хохлится, и слышен хрип окрест. Потом взлетает, снег взметая без усилья, Он, с хриплым выкриком, ввысь, где всегда покой, Прочь от комка теней, прочь от звезды живой, — Спать, в льдистом воздухе, раскинув мощно крылья. <1913>

Стефан Малларме

524. Лебедь

Бессмертный, девственный, властитель красоты, Ликующим крылом ты разобьешь ли ныне Былое озеро, где спит, окован в иней, Полетов ясный лед, не знавших высоты! О лебедь прошлых дней, ты помнишь: это ты! Но тщетно, царственный, ты борешься с пустыней: Уже блестит зима безжизненных уныний, А стран, где жить тебе, не создали мечты. Белеющую смерть твоя колеблет шея, Пространство властное ты отрицаешь, но В их ужасы крыло зажато, всё слабея. О призрак, в этой мгле мерцающий давно! Ты облекаешься презренья сном холодным В своем изгнании — ненужном и бесплодном! <1913>

Анри де Ренье

525. На отмели

Прилечь на отмели, двумя руками взять (Чтоб за песчинкою песчинку высыпать) Горсть белого песка, что золотит закат, И, раньше чем глаза закроешь, бросить взгляд На море стройное и в глубину небес; Потом, почувствовав, что весь песок исчез Из облегченных рук, что нет в них и крупицы, Подумать, прежде чем опять раскрыть ресницы, О всем, что наша жизнь берет у нас, мешая Летучий свой песок на отмели без края. <1913>

Аршак Чобонян

526. Марина

Над гладью моря вздохи ветерка Лазурный шелк сгибают непривычно И, в складки ровные согнув слегка, Кладут запутанно, но симметрично. И кажется: прозрачное шитье Голубизной сияет углубленной, Но зелень трав подводных сквозь нее Просвечивает неопределенно. <1916>

Аветик Исаакян

527.

Твоих бровей два сумрачных луча Изогнуты, как меч у палача. Всё в мире — призрак, ложь и суета, Но будь дано испить твои уста, Их алое вино, — Я с радостью приму удар меча: Твоих бровей два сумрачных луча Изогнуты, как меч у палача. <1916>