Мастера вызывали?
Шрифт:
– Нога не работала? – переспросил Сергей и вдруг схватил товарища за руку. – Послушай, у моего отца рука парализована. Не возьмешься восстановить? Я заплачу.
– Да брось ты, заплатит он, – недовольно проворчал Толик. – Что у меня, денег не хватает, что ли? Я на заводе слесарем пятого разряда работаю, зарабатываю – будь здоров. А массажёром – по выходным, для души. Хобби это у меня вроде бы. Тянет людям добро делать. А как удастся человеку помочь, справиться с его болезнью – так для меня это праздник. Если твоему отцу
Глава 7
Домой Сергей летел, как на крыльях, загоревшись надеждой на полное выздоровление отца, но дома его ждала неприятность. Распахнув наружную дверь, он сразу услышал в комнате хозяйки громкую музыку, шум пьяных голосов. Отца в их комнате не оказалось, тогда он легонько постучался к хозяйке.
Чей-то развязный голос заорал:
– Кто там такой благородный, вваливай!
Отец, как и предполагал Сергей, занял место среди прочих гостей.
Увидев молодого человека, хозяйка квартиры, Дарья Даниловна, женщина масштабная в смысле собственных габаритов, не вставая из-за стола, зазывающе махнула рукой:
– Заходи, Серёженька. Я сегодня приехала и сразу решила отпраздновать возвращение в родные стены. Посиди с нами, отдохни. – Квартирант скромно присел у края стола. – Маша, подай ему чистую тарелку и наложи салатов, – приказала хозяйка своей старой приятельнице, сидевшей рядом с Сергеем.
– Покушай, милок, чай голодный, – ласково проговорила женщина, накладывая ему винегрет и салат. – Мы-то уже наелись, часа три гуляем. Рюмочку налить?
– Не надо. Не пью.
– Сухое винцо-то, – масляным голоском лебезила Марья Тихоновна.
– Если чайку нальёте, не откажусь. Я – за трезвый образ жизни. Вы последнее постановление читали? – сухо заговорил он и таким милицейским тоном, что Марья Тихоновна сразу заняла оборонительные рубежи:
– Ну что ты, милок, мы же пенсионеры, газет не читаем. И потом мы позволили себе всего-то по рюмочке сухого винца.
После этого оправдательного монолога она переключилась на соседа слева, предоставив гостя самому себе.
Компания состояла из шести человек, в основном пожилых людей. Николай Афанасьевич сидел рядом с Дарьей Даниловной и что-то упоённо «заливал» ей. Впрочем, та слушала с удовольствием и над вторым подбородком то и дело раздвигались складки толстых губ, выражая довольную улыбку. Лицо её лоснилось и от собственного жира и от внутреннего удовольствия, зрачки глаз то и дело игриво вращались вокруг своих орбит или мгновенно косели в порыве крайнего удивления в такт речей соседа. Мимика её выглядела крайне нелепой. Но что поделаешь! И нелепости украшают женщину, если они подчёркивают её индивидуальность.
– Эх, славно сидим, – заплетающимся языком проговорил Николай Афанасьевич, и Сергей с подозрением
– Хорошо сидим, – вновь повторил он громко и развязно.
Другие подхватили:
– Да, да. Почаще бы так.
– А мы и будем почаще, – по-хозяйски стукнув кулаком по столу, заявил Николай Афанасьевич. – Дарья Даниловна приехала. Какая женщина. Теперь каждый день для нас… – он хотя сказать «праздник», но слово вылетело у него из головы, и он заговорил как помнил: – … как первое мая, как восьмое марта, как день морского флота…
Дарья Даниловна зарумянилась от его слов, как добрый окорок над горячими языками пламени. Так и казалось, что с ее второго подбородка закапает в огонь жир, чтобы ещё больше воспламенить пламенного оратора, но тот, пока перечислял праздники, потерял нить речи и переключился на другое.
– Я тоже служил в пехоте. Мной командиры завсегда были довольны. А вы служили? – обратился он сурово к Дарье Даниловне, но она восприняла его вопрос как шутку и засмеялась, завращав игриво глазами:
– Да что вы, я же ни в один окоп не помещусь и ни в один танк.
Николай Афанасьевич серьёзно крякнул:
– Да, точно – ни в одном. А вы знаете… – он вдруг прервал свою речь и подозрительно уставился на левый краешек её губ. – Подождите, – заботливо предупредил он и постарался заскорузлым пальцем что-то смахнуть с уголка рта.
Дарье Даниловне было неловко такое чрезмерное внимание на глазах у всех и, засмущавшись, она слегка отклонилась назад. Но Николай Афанасьевич, одержимый в данную минуту манией чистоты, не заметил последнего движения, все его внимание было приковано к уголку губ дамы, где, по его мнению, примостилось нечто неприличное, и он жаждал его смахнуть. Это ему никак не удавалось. Тогда он послюнил палец и постарался оттереть с ее лица маленькую чёрную родинку, в которой ему упорно мерещилась крошка. Родинка никак не желала покидать своего места.
– Ишь, присохла, – сообщил он недовольно и послюнил палец более старательно. Лицо его выражало крайнюю сосредоточенность и усердие.
– Не надо, не надо, я сама, – отмахнулась хозяйка, еще окончательно не поняв, что же старается убрать с её лица гость.
Но Николай Афанасьевич настойчиво тянул мокрый слюнявый палец к полным губам, и бедная Дарья Даниловна уже не знала, как от него спастись. Но тут сильный рывок вырвал Николая Афанасьевича, явно пахнувшего огуречным лосьоном, из рядов «теплой» компании, и крепкие руки сына поволокли его к выходу.