Мать Печора (Трилогия)
Шрифт:
Светлозерцы долго не упрямились. Михайло с Матвеем, как два министра, подписали договор.
Хотели было голубковцы угостить "сватов" хорошим обедом, да Матвей руками замахал.
– Вот договор свой исполним, тогда и пир устроим. А сейчас надо нам в Юшино на собрание не опоздать.
И торопит Михайлу ехать.
– Сядэй-то ведь сказал - вечером будет, - отговаривает Михайло.
– А вечер уж не за морем, - показывает на солнышко Матвей.
Скоренько собрался Вынукан и поехал вместе с нами в Юшино.
– Был
Светлозерцы хором: как он да что он? А Вынукан рассказывает:
– Первый же день до вечера на берегу сидел. Никакого к нему подступа не было. Видим, что в большом расстройстве наш гость, а помочь нечем. На ночлег едва зазвали.
Другой день тоже промолчал. А видим, что поживее стал: присматривается к людям, прислушивается к разговорам. А у самого вид такой, будто его кто-то врасплох стукнул. Задумался крепко, а о чем - не говорит.
Уж на третьи сутки его моя Лукея разговориться заставила.
"Беда у тебя какая, что ли?" - спрашивает.
И вышло, что в самом деле беда.
"Наука, - говорит, - моя в тупик зашла. Не знает она, с какого конца редьку есть. Все пословицы, - говорит, - против меня пошли. Хожу вокруг огорода, а как туда попасть, не пойму".
"Что за огород такой?" - спрашивает Лукея.
"Да вот вы, рыбаки, - отвечает.
– Только, пожалуй, вы же меня и на ум наставили".
Вечером приезжаем, а он сидит, Лукею слушает, про все ее выспрашивает: на какой работе в колхозе работала, как во хлеву дела вела, как путину полюбила?
Да еще с неделю всем нам покоя не давал. Особенно к нашим переселенцам прилип: как они надумали Север покорять, как рыбаками здесь стали, как соревнуются друг с дружкой, - всего и не пересказать.
И такой он стал веселый, будто ожил. Живым и от нас поехал.
"Передайте, - говорит, - светлозерцам за их науку земной поклон!"
III. МАТЬ ПЕЧОРА - ЗОЛОТОЕ ДНО
1
Над Баренцевым морем лето встало в полный рост. Днем и ночью солнышко прогревает землю и воду. Днем и ночью плывут по небу золотобокие облака.
В солнечном тепле нежится ласковый ветерок. Прогладит он голубое полотно печорской воды, не оставит ни зыби, ни ряби. А потом проскользнет к берегу, ляжет к ногам и ластится, будто сказывает, как бежал он вдоль моря и тундры, по мхам, по болотам, по оленьим дорогам.
Давно отцвела черемуха. Давно за Глубоцким шаром мы видим, как над берегами плывут к Нарьян-Мару пароходные трубы и оставляют за собой кудрявые дымы... И хоть знаешь, что тебя не услышат, кричишь во все горло:
– Добрых гостей да хороших вестей!
И с заречной стороны отзовется веселое эхо:
"Э-гей!"
"Быть ветру с заречья", - примечаешь ты про себя.
Окинешь взглядом нарядную землю, гладкую воду, весь светлый, высокооблачный день - и за работу. А небо уже потемнело, притихло. Но не пройдет и суток - прощай тишина!
С
Ветра и берега - все нам знакомо.
Перекосит ветер с востока к северу - мы его полуночником зовем. Нагонит он в губы да в Печору воду, а вместе с водой и рыбу. Приводит он с собой большой нерассыпчатый вал и в водяной своей колыбели укачает неопытного рыбака.
Подует прямой ветер снизу - мы его величаем "батюшко север". Волна на этом ветру спокойная, ровная. Хорошо от ней парусом убегать: бьет она под самую корму. Надует ветер досыта тугие паруса - умей их держать в руках!
Перекосный ветер между севером и западом рыбаки зовут глубником. Как и полуночник, он тоже водяной ветер - Печоре глубину прибавляет.
На ветрах-боковиках - с запада и с востока - вода держится ровно: в свой час придет моряна, в свой час и уйдет. Хуже всякого полуночника бьют они лодку поперечной волной - перечнем: много качки, да нет вперед подачки.
От запада в сторону лета бьет сумасшедший ветер-шелоник. Попадешься ему под руку на море - целый год будет сниться тебе водяная трепка. Осатанеет припадочный ветер, ярятся в междоусобице шальные валы. От волнового рева земля и небо стонут. "Дикой шелоник налетел", - говорят на Печоре про крутого человека.
Подует ветер с лета - рыбаки сердятся:
– Опять матушка летняя подула, ни ляду ей, ни пропасти!
Знают люди, что выгонит она всю воду из губы - успевай карбасы отводить. Хоть до самого ловецкого субоя иди - все сухо, разве где-нибудь бродком до колена пройдешь.
Между летней и восточной стороной дремлет сонный ветер-обедник. Сидишь в лодке, а обедник такой тебя ленью обдаст - хоть спи. Да опять боишься, что комары заедят: ни одного комарика не обдует с тебя этот бездельный ветер. Зато первая моряна подживит воду в Печоре, и снова с водой подойдет рыба. Волна укротится, вода отстоится, а над берегами снова наплывет хороший тундровый багульный да ягодный дух: в эту пору по утренним зорям да по медовым росам в тундрах ягоды зреют и сластью наливаются.
В водах Печоры великое кроется богатство. С самой малой поры слышат наши ребята от отцов и матерей природные рыбацкие сказки. По сказкам этим в голубом подводном царстве у янтарного, светлого дна меж серебряной тиной золоточешуйная ходит рыба.
Отцы и деды наши выезжали к морю на утлых долбленых челнах. Кланялись они в пояс всем восьми переметным ветрам и начинали рыбачить. Рыбацкими сохами - заплатанными неводишками - пахали они море - рыбачье поле, а по сохе и урожай собирали. Это от них остались на Печоре пословицы: