Мать Вода и Чёрный Владыка
Шрифт:
— Зря ты не ушла, — сказал он, — не послушалась Артура. Может быть, иногда и надо прислушиваться к чужим советам…
Я поразилась тому, что он слышал наш с Артуром разговор, не понимая, что это не проблема при наличии связи. Артур же был слишком завышенного мнения об окружающих людях, думая, что они не позволяют себе того, чего не позволяет он сам.
— Нарядилась как на бал. Какого бала ты тут ожидаешь? Бабочка-фея. С чего ты взяла, что ты бабочка? Ты же глупая муха, нацепившая себе бирюзовые крылья. Вкусная и сочная муха. Ты где-нибудь наблюдала, чтобы муха ловила паука? Ты же любишь природу, ты наблюдательна, как и все художники.
Чёрный цвет делал его худее на вид, облегающая одежда открывала руки выше локтей, и его бицепсы, бронзовые, невероятно сильные, завораживали меня. Игра в неприязненность не обманывала, хотя и задевала. Я подняла на него глаза… И словно бы мои чувства, исходя из моих глаз, передавались ему и смывали с его лица сумрачность.
— Мне знакома твоя одежда, — произнесла я. — На ней изображён… скарпон? — я не без труда выговорила название иноземного насекомого.
— Умница! — похвалил он, — твоя память — блеск. Ты могла бы стать кем-то, кто больше, чем изобретатель оригинальных одеяний для троллей. Но название ты несколько исказила. Скорпион. Не боишься, что укусит?
Я уловила поток его мыслей, будто он был плотно-водяной, и обдал меня всю прошлым и даже пошатнул, как в прихожей у Гелии. К счастью, я сидела в кресле.
— Жалко, что нет машины времени, — сказал он.
— Машины чего?
— Да так. Образ того, чего нет ни у кого, но что может возвращать утраченное.
— Но ведь… когда мы с тобой… время не вернулось?
— Я оценил твою страстную отзывчивость, но тебе всегда чего-то не хватало для того, чтобы почувствовать себя счастливой. В машине тебя нервировала спешка, в твоём кристалле отсутствие разговоров по душам. Вот и будем говорить с тобой. Не спешить. Ты помнишь, как этот зверюга однажды едва не напал на тебя? — и он указал на изображение скорпиона, — Видишь, сохранил не только как память о тебе, но и как напоминание о собственном скотстве. Ты простила меня за то нападение? Ты же очень злопамятна…
— Если бы я была злопамятной, не произошло бы того, что и случилось девять лет назад. Что есть причина всему тому, что ты назвал «насыщенными часами», проведёнными в машине, а также не было бы наших совместных сновидений под крышей «Мечты».
— Ну да, — вздохнул он.
— У нас, согласись, странные отношения.
— Чего же тебе не хватало? — спросил он
— Мне не хватает прогулок с тобой, разговоров, как с Антоном.
— Прогулок? Ты же сама носилась от меня как от привидения!
— Нет! Я всего лишь хотела ввести тебя в определённые рамки, поскольку на виду у местной публики нельзя вести себя так, как было возможно когда-то… когда мы гуляли вдоль берега реки до самых Дальних Песков… Зачем ты так себя ведёшь? Я ведь могу и разлюбить тебя…
— Зачем? Ты обворожительно-нежная по виду, но при соприкосновении ты можешь быть и колючей. Я хочу, чтобы ты стала атласной не по одному лишь виду. Не собираюсь быть твоим воспитателем, но хотелось бы проводить с тобой только отрадные мгновения. Если уж выбрал тебя местной женой…
— Выбрал? А у меня согласия спросил?
— Разве ты не дала своего согласия? Или
— Я не понимаю многих слов, которые ты употребляешь. Зе-фир?
— Лёгкую, нежную твою суть имею я в виду. И отплёвывать колючки, которые ты маскируешь своими лепестками, мне надоело. Они не есть твоя суть, а лишь подобранные на жизненной дороге осколки чужого опыта. Не твоего! Чего ты ими утыкалась вся? Или ты будешь моей безупречной девочкой, или… ступай и дальше бегать за сиюминутным расположением Антона!
Мне и в голову не приходило, что он настолько серьёзно ревнует меня, и его постоянные упоминания Антона я считала за род его же игры. Так ласкаются иные коты, выпуская когти, как бы понарошку, но ощутимо вонзая их и доставляя боль. В его мнении это я царапала его, а он в отместку, оказывается, меня!
— Антон всего лишь мой собеседник… Все так и считают. Он ведь никогда не переходит правил приличия. После пробежки он приходит к нам с Элей выпить чашечку питательного напитка, и всё…
— Ты смогла бы ради Антона стать, как это тут считается, падшей?
Ему не давал покоя Антон. Он хотел, чтобы раз за разом я опровергала свою влюблённость в Антона, заговаривала его ревнивые подозрения.
— Да, — в каком-то смысле я проявила искренность, а в каком-то очень уж хотелось его задеть.
— А ради меня?
— Чего же отвечать, если у нас всё и состоялось…
— Что у нас и состоялось? Для меня это ничего не значит.
— Неправда! — я не верила его словам, веря себе. Хотелось подойти к нему, обнять сзади его крепкую и прекрасную шею. У меня пылали щеки, накрашенные ресницы, казалось, вот-вот потекут от жара, который я генерировала, не имея возможности себя отрегулировать до необходимого, пусть и внешнего только лицедейского уровня спокойствия, не умея себе приказать — остынь! И он это прекрасно видел, но не желал идти навстречу, продолжая непонятную игру.
— Решила, что я буду удовлетворять твою потребность в изысканных играх? Ты забавная девочка. Ты не чувствуешь разницу между своим игрушечным и тряпичным мирком и той страшной реальностью, в которой живут другие, в том числе и я. Играть сюда пришла? Но здесь я придумываю свои игры, а ты можешь их изобретать только в своём душистом кристалле, и мне они надоели. Это примитив. Я тебя в другие игры научу играть.
— Я не понимаю тебя…
— Всё ты понимаешь. Остроты ощущений захотела? Решила взять меня в свой кружевной плен?
— Я лучше уйду…
— Сиди, раз пришла! Уйду — приду. Ты думаешь, у меня есть изнанка, на которой ты хочешь играть, а у тебя её нет? Ты вся фарфоровая и создана лишь для любования? До чего же ты на Гелию хочешь быть похожей. А не надо тебе быть похожей ни на кого! Ты думаешь, она страдала, живя в мире наизнанку? Да она тащилась от своих игр в фальшивое двуликое божество! Она же обожала всё низменное и только делала вид, что она вся такая воздушная и святая. Она же только и чувствовала, что эту изнанку, а нормальная любовь была ей чужда. Я не сразу понял, и когда я ей всё дал, она уже никуда не сбегала, ни к каким Нэилям. И ты того же хочешь? Надоело розовый бульон хлебать на своей цветочной террасе?