Мать всех грехов
Шрифт:
– Безусловно, мы примем все необходимые меры, – ответил Чернов, – насчет этого можете не беспокоиться. Теперь я бы хотел знать, как был убит Алексей?
– Это произошло поздно вечером, в него выстрелили несколько раз, первые две пули попали в бедро и бок, две в грудь и еще одна в голову. За два квартала от места преступления нашли автомобиль, его угнали как потом выяснилось, причем именно в день убийства. В полиции мне сказали, что убийца приехал на этом автомобиле и, вероятно, ждал, когда Алексей выйдет из дома. Очевидцы говорят, что слышали несколько выстрелов. Больше мне ничего не известно. Вообще Лешка в последнее время скрытный был, нервный какой-то, он вроде даже с девушкой своей поссорился. Я, по правде сказать, в его дела не лез особо. Ему в последнее время трудно было, приходилось работать и учиться.
– А
– Елена Розенберг.
– Вы имеете в виду…
– Да, это те самые Розенберги. Я вижу, вы тоже их знаете.
– Я видел несколько репортажей про них. Весьма интересное семейство.
– Да, действительно, – подтвердил Сергей, – в их семье четверо одаренных детей, и Елена одна из них. Она просто невероятная девушка, а какой шикарный голос! В интернете есть довольно много видеороликов, где она выступает вместе с двумя своими братьями. Вы, возможно, даже могли видеть одно из таких выступлений: Марк аккомпанирует ей на скрипке, Виктор – на рояле, а сама Елена поет. Вместе они творят что-то невообразимое. Кстати, недавно по телевизору был репортаж о них.
– Я, по правде сказать, был не в восторге от того, что происходит, да и его мать тоже, – раздраженно произнес Рокотов, – она, видимо, чувствовала, что все это общение с богемой не доведет до добра. Я, конечно, понимаю, молодой парень, а тут такая красавица, да еще и вроде как будущая звезда оперной сцены, но неужели попроще девчонку найти не мог, к тому же эти Розенберги те еще снобы, сейчас каждый богатей мнит себя аристократом. Эта Агата в каждом интервью похваляется родословной своего дражайшего муженька; он вроде как какой-то там потомок немецких баронов, которые несколько столетий назад перебрались в Россию. В общем, если бы Алешка не полез в это поганое болото, может и не пересекся с этим мерзавцем Мезенцевым, и был бы сейчас жив. Но сейчас уже поздно о чем-то рассуждать. Единственное, что мне осталось, это найти убийцу и позаботиться о том, чтобы он не ушел от наказания, и я искренне надеюсь, что с вашей помощью мне это удастся сделать как можно скорее.
После ухода Рокотовых Чернов откинулся на спинку кресла, задумчиво опустив глаза и пытаясь суммировать полученную только что информацию. Почти всегда подобные мыслительные процессы сопровождались тем, что Чернов неизменно вращал между пальцев какой-нибудь предмет, будь то монетка, карандаш или ластик. На сей раз это был колпачок от шариковой ручки, которой он недавно заносил записи в свой блокнот.
– А что, вполне правдоподобная версия, – нарушил тишину Вадим, – способ убийства вполне похож на действия киллера. Сперва Мезенцев попытался избить соперника, а потом, когда угрозы не подействовали, перешел к более решительным мерам.
– Я тоже так думаю, – согласился Юрий, – дерзко, нахально, к тому же не удивлюсь, если стреляли прямо из автомобиля, прицельно. Вполне похоже на действия наемного убийцы.
– Да, слишком дерзко, – Чернов встал с кресла и подошел к окну, устремив свой взгляд в сырую прохладную дымку. На его лице явно читалось определенное замешательство, было видно, что он пытается что-то понять, но не может. Дождь все усиливался, барабанная дробь тяжелых капель по железной крыше то и дело прерывалась гулкими раскатами грома. – И слишком шумно, по-гангстерски, без глушителя, да еще и на угнанной в этот же день машине. К тому же, как сказал сам Рокотов, первые пули попали Алексею в бедро и в бок, значит убийца не сразу смог точно прицелиться. Так что насчет профессионала я бы поспорил.
– А может быть это сам Родион? Он же ненавидел Алексея, вот и решил убрать его собственными руками, так сказать, испытать всю радость отмщения, вероятно был уверен в своей безнаказанности.
– Вот только как ему удалось угнать чужую машину? Она же наверняка была на сигнализации, к тому же замок надо вскрыть, причем сделать это по возможности быстро. Откуда у сына богатого бизнесмена такие специфические навыки? – неожиданно возразил Вадим – Нет, все-таки я думаю, что он нанял кого-то, причем этот кто-то скорее неплохой угонщик, а вот стрелок из него и правда неважный.
– Подумаешь, может у Мезенцева был дружок-подельник, который и угнал машину, а стрелял, как я уже сказал, сам Мезенцев.
– В любом случае это все пока предположения, домыслы и бессмысленное сотрясание
ГЛАВА 4
Марк сидел в такси, держа в левой руке листы с нотами и ритмично постукивая правой по колену. Ряды черных значков то резво устремлялись вверх, то падали вниз, то бежали друг за другом, обрушивая на него каскады слышимой только ему одному музыки.
Эта симфония давалась ему особенно трудно, он понимал, что истощился, что ему нужен отдых, но не мог себя заставить расслабиться ни на минуту. Он должен был продолжать, даже когда под рукой не было инструмента. Таков был его характер – ничего не оставлять на потом, решать все здесь и сейчас, до конца, до полной потери сил. Марк знал, что даже если бы он попытался отдохнуть, то все равно ничего бы не вышло, он все равно думал бы об этой симфонии, желая довести ее до совершенства, она звучала бы в его голове, такая неприступная и жестокая, не желающая раскрыть ему свой секрет. В определенные моменты ему казалось, что он подобрался совсем близко и смог бы, наконец, исполнить ее так, как это, по его мнению, было нужно, так, как задумал ее автор, но вскоре разочаровывался, находя в звучании огрехи и неточности. Это приводило Марка в ярость, иногда у него возникало непреодолимое желание разбить ненавистную скрипку об стену, будто бы она одна являлась виновницей его очередной неудачи.
Единственное, что могло спасти его от гнетущих мыслей – это предстоящий музыкальный вечер в его училище, который должен был состояться уже скоро, и которого он ждал и боялся одновременно. Его педагог, Римма Алексеевна как-то сказала ему: «Это абсолютное счастье, Марик, когда ты выходишь на сцену и чувствуешь на себе сотни или даже тысячи взглядов. Это воистину потрясающее, ни с чем не сравнимое ощущение абсолютной власти над зрителем, который смотрит на тебя, завороженный твоей музыкой, и душа которого в эти волшебные минуты всецело принадлежит тебе.» Марк готов был подписаться под каждым ее словом, однако вечная неудовлетворенность собой и какая-то навязчивая неуверенность заставляли его усомниться в своих силах. Каждый раз, стоя за кулисами и ожидая своей очереди, он трясся как осиновый лист, вспоминая еще одну фразу, сказанную его педагогом: «Артисту, который не нервничает и не испытывает волнения перед выходом, следует подумать, правильно ли он выбрал себе профессию.» Но как только он оказывался на сцене и прислонял скрипку к плечу, все волнение уходило прочь, оставалась лишь музыка, которая подхватывала и накрывала его с головой словно огромная волна. Худощавый высокий юноша с густой гривой черных волос, узким бледным лицом и выразительными карими глазами с густыми ресницами – этот романтический байроновский образ придавал ему какую-то особую загадочность, он не знал полумер и всегда играл так, будто это было в последний раз, приводя слушателей в неописуемый восторг. И тем не менее Марк едва ли когда-либо был абсолютно доволен собой, поскольку ему все время казалось, что играть нужно было гораздо лучше. Сомнение, вечный спутник гениальности, постоянно одолевало его и не позволяло расслабиться ни на минуту.
Однако было еще кое-что, что мешало ему сосредоточиться – необычный сон, который преследовал его уже давно и от которого было невозможно избавиться. Марку снилась небольшая комната с бело-синими обоями и хрустальной люстрой, на небольшом журнальном столике стояла красная стеклянная ваза, окно всегда было открыто, а на подоконнике за прозрачной занавеской можно было разглядеть горшок с каким-то цветком. Марк прекрасно помнил, что никогда не видел подобной комнаты в реальности и не мог понять, откуда все это взялось в его голове. Странный сон, такой пугающий, и одновременно такой притягательный, не давал ему покоя. Марк никогда и никому не рассказывал о нем, это была его тайна, которую он скрывал от всех.