Мать всех грехов
Шрифт:
Подняв покрасневшие от усталости глаза, Марк заметил, что такси уже подъехало к дому. Он быстро расплатился, подхватил футляр со скрипкой и вышел из машины. Ему хотелось поскорее достать скрипку и снова попробовать сыграть, во что бы то ни стало сыграть, в данный момент ни о чем другом он просто не мог думать и был почти уверен, что именно сейчас у него есть пусть крохотный, но все-таки шанс на то, что на этот раз все получится. Азарт подогревал его уверенность, вбежав в свою комнату, он вынул из футляра подаренную отцом скрипку и спустя несколько секунд весь дом наполнился ее мелодичным, надрывным звучанием. Он был так увлечен, что даже не заметил настойчивый оклик матери. Суровое выражение ее лица говорило о том, что она явно недовольна происходящим.
– Марк! Ну сколько можно тебя звать. – ее речь, как всегда, была спокойной, но в то же время крайне требовательной. – Мы с отцом,
– Мама, пожалуйста, не сейчас. Ты же видишь, что я занят, мне очень важно повторить этот кусок. Мне кажется, я нащупал правильную интонацию, я не могу ее потерять, у меня только начало получаться!
– Это может подождать. Скоро мы садимся ужинать. И ради Бога, приведи себя в порядок.
– Мама, я же сказал, что не могу! – не унимался Марк. – Ужинайте сегодня без меня, мне сейчас совсем…
– Ничего не хочу слышать! – металл в голосе матери, так хорошо знакомый всем детям этой семьи, не оставлял шансов на возражение. – Ты же знаешь, как отец относится к подобным выходкам. Я повторяю, приведи себя в порядок и спускайся вниз.
Многие отмечали, что Агата была невероятно красивой и умной женщиной, но в то же время очень строгой и чопорной. В ее крупных синих глазах, всегда присутствовала какая-то удивительная сила и решительность, но не было ни капли тепла. Даже собственные дети порой воспринимали ее, скорее, как строгого и требовательного преподавателя, нежели как мать.
Марк раздраженно бросил скрипку и смычок на кровать и быстро вышел из комнаты. Он ненавидел эту глупую традицию – ужинать в одно и тоже время и обязательно всей семьей, традицию, которую неукоснительно требовалось соблюдать. Агата и Эдгар с самого рождения приучали своих детей к строжайшей дисциплине, которая, по их мнению, являлась фундаментом построения идеальной семьи. Марк уже давно стал тяготиться всеми этими правилами и предписаниями. Тем не менее в последнее время было заметно, что железная хватка родителей стала хоть и незаметно, но все же ослабевать, это весьма неожиданное наблюдение, сделанное Марком, изрядно удивило его. Даже сейчас он услышал в уверенном голосе своей матери едва заметные нотки какой-то неестественной нервозности. Такое поведение было по меньшей мере странным, и объяснения всему происходящему он не находил.
ГЛАВА 5
В столовой уже давно собрались все члены семьи, не было только Елены и Максима. Домработница Светлана уже суетилась вокруг большого круглого стола из маренного дуба, покрытого белоснежной накрахмаленной скатертью, разливая наваристый грибной суп по тарелкам. Максим вбежал как раз в тот момент, когда массивные напольные часы, стоящие рядом с входной дверью, пробили девять часов, с грохотом отодвинул тяжелый стул с высокой резной спинкой и буквально плюхнулся на него, после чего с едва заметной ухмылкой бросил взгляд в сторону дальней стены, где находился большой деревянный камин. Над камином возвышался огромный, почти упиравшийся рамкой в высоченный потолок, портрет всего семейства Розенбергов: в центре были изображены Агата и Эдгар; Агата, на которой было длинное атласное бирюзовое платье, сидела на обитом бархатом кресле, держа на коленях маленьких Марка и Виктора, Эдгар стоял чуть позади, положив руку на плечо супруги, справа от отца стоял пятилетний Борис, рядом с Агатой на небольших пуфиках, покрытых темно-красной велюровой тканью, расположились близнецы Максим и Елена. Этот портрет был заказан у одного московского художника четыре года назад и являлся по сути перерисовкой со старой семейной фотографии. Как только работа была закончена, картину сразу же доставили в особняк и по распоряжению Агаты повесили в столовой. Сама столовая представляла собой огромную залу, стены которой были оклеены дорогими бордовыми тканевыми обоями с золотым теснением и обложены на треть матовыми деревянными панелями, а по углам стояли изысканные мраморные подставки с водруженными на них фарфоровыми вазами. Максим в очередной раз поймал себя на мысли, что его родители питают какую-то болезненную, граничащую с помешательством страсть ко всему громоздкому, старинному и помпезному, с маниакальной точностью и невероятным упорством воссоздавая в мельчайших деталях обитель своей мечты: мрачный, величественный родовой замок, в котором, и у Максима, кажется, уже не было в этом сомнений, они рано или поздно вознамерятся соорудить даже собственный фамильный склеп. Осознание и одновременное неприятие всей нелепости, нарочитости
– Ради Бога, научись, наконец, нормально садиться за стол! – Агата была вне себя от злости, предполагая, что от подобного поведения не стоит ждать ничего хорошего; этот несносный мальчишка словно специально дразнил ее своими дурацкими выходками. – Что за вид у тебя? Мог бы к ужину одеться поприличнее. Хотя кому я это говорю. Да, и где Елена? Я же просила тебя позвать ее.
– Мама, у нее парня убили, – раздраженно ответил Максим, – прояви хоть каплю сострадания, ну или на худой конец вид сделай, что тебе не все равно. Можно ей хотя бы сегодня пропустить ваши светские посиделки?
– Чепуха, они были не настолько близки, чтобы так горевать. Я, конечно, понимаю: первое серьезное увлечение, первые чувства, но это не повод запереться в своей комнате и бесконечно терзать себя. Не скрою, я по началу очень настороженно относилась к их отношениям, но, как ни странно, они даже пошли Елене на пользу, по крайней мере я так думала, но это чертово убийство! Боже, как же оно не кстати! Кому вообще понадобился этот ее Алексей? Теперь я вообще не уверена, а был ли он таким уж простым и приличным молодым человеком, каким мы его считали. Кто знает, может он вообще занимался чем-нибудь криминальным, может торговал наркотиками или еще что похуже. Одному Богу известно в какую грязь нас самих теперь втянут, начнутся неудобные вопросы журналистов, обсуждения в интернете, а имя моей дочери, чего доброго, станут трепать в желтой прессе.
– Мама, ради всего святого, не пори чушь, ты говоришь так, будто Лена уже звезда мировой величины, и всем только и дело есть до того, что происходит в нашей семье. И вообще, Алешка был отличным парнем, а не каким-то там бандитом с большой дороги, у него нормальная семья, отец был военным, героем России, между прочим.
– Можно подумать, что сын военного не может быть мошенником или связаться с бандитами.
– Браво, мама, ты, как обычно, в своем репертуаре.
– Прекрати, – сухо потребовал отец, – прекрати так разговаривать с матерью, и давай хотя бы сегодня обойдемся без твоего фиглярства. Если Елена не хочет быть сегодня с нами, пусть будет так, ей надо успокоиться. Со временем это пройдет.
– Вот именно, – раздраженно сказала Агата, – не хватало еще, чтобы ее нынешнее состояние повлияло на успеваемость в училище. С меня вполне хватило визита полицейских в наш дом и их идиотских вопросов, которые они задавали Елене. У нее скоро выступление, меня от одной мысли в дрожь бросает, что ей взбредет в голову все отменить.
– Не бойся, мама, Елена упорная девушка, она справится, если только ты со своей непомерной манией величия не доведешь ее до психушки постоянным давлением. – Снова встрял Максим. Вечное кичливое самодовольство матери порой приводило его в бешенство, для него была непостижима ее холодность и вечные менторские нотки в голосе. Он буквально кожей чувствовал, как плохо сейчас его сестре и ясно осознавал, что родители уж точно не бросятся ее утешать. Это было бы вполне естественно для других семей, но только не тогда, когда ты Розенберг.
– Отец же просил тебя! То же мне, изобличитель нашелся, вечно цепляешься ко всем, отпускаешь свои идиотские шуточки, лучше бы занялся чем-нибудь полезным, ты даже художником стал наперекор родителям, ведешь себя как грудной капризный ребенок. – Борис попытался утихомирить брата, однако попытка была явно неудачной и возымела обратный эффект.
– Чем полезным, братишка? Сидеть в офисе и горбатиться на папочкиного начальника? – с явным сарказмом в голосе ответил Максим. – Это скорее твоя задача и обязанность, раз уж у тебя в отличии от всех остальных детей в нашей семье нет других талантов. А нам, знаешь ли, некогда. Нет, серьезно, я же вижу, тебе самому до одури противно работать в этой компании, но ты ведь никогда об этом не заикнешься, верно? В этом доме принято беспрекословно подчиняться родительской воле, но ты просто чемпион, тебе в скором времени даже жениться придется по их приказу, не зря же ты окучиваешь эту богатую курочку. Я, конечно, понимаю, браки по расчёту самые крепкие, к тому же папа Лидии человек весьма небедный, но неужели это того стоит? Я хорошо знаю этого зверька, она привыкла, что ей достаточно попросить, чтобы у нее было все, что только может пожелать смертный. Скажи мне честно, братишка, тебе что, в серьез хочется стать ее игрушкой? И все ради того, чтобы мамуля и папуля погладили тебя по головке и потрепали за щечку как провинившегося щенка, который наконец-то сделал хоть что-то для них полезное. Бедный братик, все еще надеешься, что они оценят твои старания?