Мать выходит замуж
Шрифт:
— Старушка? — повторила бабушка. Подбородок у нее дрожал. — Ты хочешь продать их старушке? Милая Гедда…
Когда бабушка волновалась, она всегда называла мать «Геддой». Отчим говорил «Гедда», когда заводил очередную любовницу. Тогда «Гедвиг» исчезала, и появлялась будничная «Гедда». Так могли звать какую-нибудь деревенскую бабу: какая-то там Гедда, которая прислуживает, стирает, убирает и время от времени родит детей. Бабушка, правда, считала, что «Гедда» на слух как-то привычнее, чем Гедвиг, но все-таки говорила «Гедда» только по рассеянности,
— Милая Гедда, какая старушка? Я же сказала, что сама возьму тряпки.
— Значит, вы их купите, — упрямо повторила мать.
Старуха поплелась за своей сумкой, напоминавшей по виду маленький чемодан, и вынула оттуда десятикроновую бумажку.
— Возьми, Гедда. — Ее узловатые руки тряслись, точно ей было противно притрагиваться к деньгам. — Возьми, Гедда. Да приидет скорей царствие Иисуса, да избавит нас от греховных денег, да настанет день, когда мы будем помогать друг другу, как сестры… Возьми же их.
— Здесь слишком много, бабушка, но я отработаю, — сказала мать и, взяв бабушку за руку, поблагодарила ее. — Только не стоит из-за этого называть меня Геддой. Без денег не обойдешься, бабушка, даже если на земле станет чуточку легче жить. В ожидании лучших времен без них не проживешь. Лавочнику мало имени божьего, ему надо еще кое-что.
Видно, мать очень рассердилась: никогда прежде она не говорила с бабушкой так сурово.
Ольга отправилась в лавку, захватив десятикроновую бумажку. Благодаря этой внушительной бумажке ей удалось взять продукты в долг и для своей семьи. Как она и обещала, по дому мгновенно распространился запах кофе. Но мать не повеселела. Я понимала, что ей не по душе тот способ, каким она получила деньги у бабушки.
Бабушка сидела на диване и молча нарезала лоскутья большими ножницами для стрижки шерсти, взятыми у хозяина. Узловатые пальцы бабушки не проходили в кольца обыкновенных ножниц.
Мать поджарила на плите кофейные зерна, и мы выпили по чашке чудесного натурального кофе, а потом я отнесла большую бутыль кофе отчиму и Карлбергу, которые веяли зерно на гумне.
Бабушка прожила у нас целую неделю после Нового года. Каждый вечер она пела псалом и читала молитву.
Она во что бы то ни стало хотела молиться на коленях, но ей было не под силу опускаться на пол и потом подниматься самой, — отчиму приходилось ей помогать. Поэтому она становилась на колени только в тех случаях, когда отчим бывал дома, а он не осмеливался отказать ей в помощи.
— Преклони свои колена перед господом, Альберт, — часто говорила бабушка.
Мне и матери она не решалась это предлагать с того дня, как я попросила ее не молиться вслух, а мать заявила, что бабушка не должна называть ее Геддой.
Отчим тоже никогда не становился на колени. Я чувствовала, что бабушка сердится на нас с матерью. Ей, видимо, хотелось, чтобы мы выходили из комнаты, так как
— Не стоит мешать им, — сказала однажды мать, когда мы были с ней в дровяном сарае.
Но в один прекрасный день, когда мать доила коров в хозяйском хлеву, а отчим ушел на конюшню, я рассказала бабушке про обитателей кольморденской хижины и про странствия Христианина.
— Ах, бабушка, если бы ты знала, какой красивый у них отец. Он похож… Он похож на Аладина.
— Кто такой Аладин?
— Это такой человек, у него была лампа, он ее потер, тогда появился дух и исполнил все его желания.
— Значит, Аладин был колдун, а тот, кто читает о Христе, не может быть колдуном.
— Он читал не о Христе, а о Христианине. Человек, который странствовал, назывался Христианином, и он поехал в долину отчаяния. Об этом должно быть написано в библии, только я никак не могу найти.
Бабушка долго молчала задумавшись.
— Ты прочла всю библию?
— Нет, не всю. Дя… то есть папа и мама сердятся, когда я читаю библию.
— Сердятся? Бедное дитя! Что же ты раньше мне не сказала? Бедное, бедное дитя! А не говорил тебе этот человек, где сказано в библии о странствиях Христианина? Может быть, это апостол Павел?
— Нет, это не Павел, про него я читала, он такой скучный.
— Да простит тебя бог, дитя, он ведь любимый ученик господа нашего.
— А откуда ты это знаешь, бабушка? Где написано, что он его любимый ученик?
— Так ведь… так ведь он был язычником, а потом обратился.
— А я однажды дала на язычников пять эре.
— Павел был не такой язычник. Ему было очень трудно спастись, потому что он поклонялся другим богам.
— У этих язычников тоже были другие боги. Учительница рассказывала, что у них деревянные идолы и живут они в Китае, в Африке и в разных других местах.
— Где их только нет, — вздохнула бабушка и снова задумалась.
— Ты читала Откровение Святого Иоанна?
— Нет, а разве об этом есть в библии?
— Ну, конечно, дай мне библию, я тебе покажу. Наверное, там как раз и написано о странствиях Христианина, потому что эту книгу очень трудно понять.
Я достала библию. И с этого дня все время, пока бабушка оставалась у нас, восьмилинейная лампа неизменно горела в те часы, когда мать уходила доить коров. Бабушка подсаживалась поближе к лампе и открывала библию.
Я показывала главы, которые уже прочла, и призналась, что не могла одолеть книги Чисел.
— Значит, ты не знаешь родословия Иисуса, — сказала бабушка.
Я промолчала. Родословие Иисуса меня совершенно не интересовало. Я хотела узнать побольше о странствиях Христианина.
— А книгу Иова ты читала?
— Да, но это скучно, и пророки все такие злые, а Навуходоносор ел траву, а Даниил овощи, и стал толстый и жирный, а этот, который сидел в печке, мама думает, что он намазался чем-то и поэтому огонь его не тронул.