Материя игры
Шрифт:
— Хватит, комедиант хренов, — процедил один из деревенских. — Все прекрасно знают, что ваша рыжая — баффер. Она нам нужна. Всей деревне.
— Яна не наша, а своя собственная. И с чего вы решили, что она хочет остаться?
— А вот это мы с ней сами обсудим, — судя по голосу, оскалился другой мужик. — Но без вас, утырки. Вы же ее себе прихапать хотели, а? Плевать вам, что у нас родня и друзья без лечения мучаются? Мы вас приютили, а вы все только о себе!
— Хотели помощи — попросили бы нормально! — рыкнул Алекс.
— Отдавайте
— Да хватит с ними цацкаться, грохнем ублюдков, и дело с концом! — крикнул третий деревенский и от нетерпения даже шагнул вперед. — Эй, пусть остальные тоже выйдут!
В машине раздалось шебуршание, а потом за моей спиной распахнулась дверца. И я, даже не оборачиваясь, понял, кто теперь стоит в свете фар, словно рыжий огонек посреди ночного леса.
— Так вам я нужна? — громко спросила Яна. — Тогда хватит тыкать в нас стволами, а то еще убьете свое лекарство!
Она быстро прошла мимо и встала прямо передо мной — я не успел ее остановить. Деревенские на секунду замешкались и даже слегка опустили оружие. В следующий миг с переднего сиденья мне под ноги сунули шашку, а Алексу — обрез.
Мы схватили оружие и перекатом ушли в стороны — ассасины бы обзавидовались. Яна взвизгнула и буквально упала на землю. Деревенские заорали, грохнул выстрел, в машине вскрикнул Кеша. А я уже несся вперед. Ножны пришлось отшвырнуть на ходу. Когда я подлетел к вражеской машине сбоку, ко мне повернулся один из деревенских, но поздно. Сверкнул булат. Казалось, он рассек даже капли дождя, встретившиеся на пути. Взмах — и кровь брызнула из обрубка руки.
С другой стороны машины рявкнул обрез. Звонко лопнуло стекло. Рядом со мной темноту взрезал выстрел из охотничьего ружья. Одним ударом, коротким и экономным, я отправил противника корчиться в луже собственной крови на земле и сиганул в сторону. Поскользнулся на слякоти, но удержался.
— Информация обновлена. Получено четыре единицы форсера.
Передо мной очутились красные противотуманные фонари. Идея пришла сама, не спросив, смогу ли я ее осуществить. Смог.
Черт знает за что уцепившись, я рванулся вверх, забросил себя на высокую крышу авто, и шашка свистнула вдоль покрытого каплями металла. В этот же момент обрез выплюнул второй заряд дроби, и последний стоявший на ногах противник дернулся и осел с развороченным плечом. Правда, уже не вскрикнул. Потому что шашка снесла ему голову.
— Получено пять единиц форсера, — сообщила Алиса.
Я спрыгнул на капот, затем на землю. Алекс стоял над двумя деревенскими. Один держался за изувеченную ногу и подвывал. Второй, со свернутым носом, просто валялся в отключке.
— Давай, заканчивай, и поехали отсюда, — тяжело дыша, сказал я.
Алекс поднял на меня непонимающий взгляд.
— Чего заканчивать?
— Добивай их уже. Они ж оба живы.
—
Не собирался убивать? Я слышал его, но не понимал. Вот честно. На кой ляд? Зачем эти игры в милосердие? Он до сих пор держится за старые представления о людях?
Я смерил Алекса взглядом, шагнул ближе и заговорил негромко и отчетливо, глядя ему в глаза.
* * *
Из-за боли мысли расплывались. Поляков всю жизнь проработал сначала в милиции, потом в полиции и, даже став участковым в этой глуши, старался соответствовать. Сейчас, наверное, он должен был держаться мужественнее. Однако не получалось. Заряд дроби в ноге превратил его в жалкое и беспомощное существо. Вой вырывался из груди сам, пальцы беспомощно вцепились в развороченное бедро. А надеялся-то на свой честно набитый четвертый уровень…
Холода Поляков почти не ощущал. Кровь смешивалась с мокрой грязью, дождь заливал лицо, а вокруг было… тихо. Кажется, они проиграли. Он проиграл.
«Лешка… Сынок…»
Леша вернулся домой после соревнований по дзюдо как раз перед тем, как все началось. И, конечно же, вызвался ходить с отцом в рейды, защищать деревню. Все шло хорошо, пока его сынишка, его гордость и надежда, не дошел до второго уровня.
Мутация изломала его, превратив позвоночник в гребень из острых игл, а ногти — в загнутые крючья. Уже почти две недели Лешка жил на обезболивающих и снотворном — чтобы почти не просыпаться и не мучаться ежесекундной болью. Проклятый голос в голове не помог, не ответил, как его спасти.
Конечно, Поляков готов был убить ради сына. Конечно, ему было плевать на этих сильных и здоровых, невыносимо чужих людей. Сначала он хотел договориться, убедить, вымолить помощь, а они сбежали и не оставили ему выбора. Вернее, он так думал.
Теперь Лешке никто не поможет. Да и самому Полякову тоже.
Чужаки переговаривались — их лидер и его друг-громила. Ненадолго вынырнув из оглушающей боли, Поляков разобрал слова, произнесенные тихо, но отчетливо, ледяным и спокойным тоном. Таким даже приговоры не выносят. Так бы звучал голос разумной машины.
— Алекс, либо ты их добьешь, либо форсер достанется мне. Тех, кто хотел убить нас и посадить Яну на цепь, я щадить не буду.
Поляков отрешенно подумал, что это ложь. Вернее, не совсем правда, ведь о какой цепи шла речь, да и убивать их никто не… А потом над ним появился силуэт одного из чужаков. Того, кого звали так же, как сына Полякова.
Чужак заторможенно и будто бы неуклюже занес над участковым саблю. Металл холодно блеснул в свете фар — и рухнул на Полякова.
* * *