Матрешка
Шрифт:
"Но вы же позвонили, что сами ее заберете у школы", - оправдывалась, плача, Джессика. Как легко оказалось симитировать мой голос! А полицейский выскочил перехватить сэндвич: "Пара минут всего!" Как раз в это время Танюша вышла из школы и исчезла. Нашлись свидетели - видели, как ее увела с собой пожилая женщина. Тем временем полицейский вернулся с треклятым своим сэндвичем и, запивая кокой, еще с полчаса пристально сверлил входящих и выходящих балетной школы имени Барышникова, пока не догадался заглянуть внутрь и спросить про Танюшу. На ноги были поставлены отряды быстрого развертывания, полиция прочесывала аэропорты и вокзалы, на всех ближайших дорогах были выставлены патрули, но полчаса, потраченные
В очередную нашу совместную встречу, когда мы мусолили разные версии похищения Танюши, переливая из пустого в порожнее, Борис Павлович, который по большей части отмалчивался, неожиданно прорезался, высказав более чем странное предположение о том, что Танюшу похитил вовсе не Тарзан с возглавляемой им организацией "Бог в помощь!",
но их смертельные конкуренты "Братья Карамазовы", зная об отношениях Тарзана и Лены. Поначалу они хотели похитить Лену, точно высчитав, что та неизбежно появится у балетной школы имени Барышникова, соскучившись по Танюше. Но ей удалось от них улизнуть - вот они и решили похитить Танюшу, чтобы с ее помощью шантажировать Тарзана и заставить его пойти на уступки.
– Слишком сложно, - сказал Стив.
– Отдает литературой.
– Это для вас слишком сложно, - огрызнулся Борис Павлович.
– Пусть отдает литературой - ну и что? Разве русская литература не отразила иезуитские коленца русского ума, вернув их обратно в жизнь еще более усложненными? Нынешний русский ум, со всеми его извращениями, есть производное русской литературы. Профессор Кендалл, как специалист по русской литературе, мог бы это подтвердить.
– Не думал об этом, - признался я.
– Хотя на теоретическом уровне допускаю, конечно, обратное влияние литературу на жизнь. Я бы только говорил не о русском уме, но о русской душе.
– А что есть разница между русской душой и английской или французской?
– спросила Жаклин.
– Еще какая!
– воскликнул я, но молча, чтобы не пускаться в дебри моего знания, а точнее незнания самой что ни на есть русской души по имени Матрешка.
Так протекла неделя, и я стал привыкать к своему горю, размеры которого были мне неведомы. Или я уже зарос той самой "старческой коростой равнодушия", о которой предупреждал Толстой, и на длинные дистанции моего страданья не хватает, а только на нытье? Как быстро я стал забывать Лену, а теперь, за свежей болью, ее судьба и вовсе отошла куда-то на задний план большее горе вытеснило меньшее, а не наоборот, как пыталась меня обработать Жаклин. "Я пережил свои страданья" - всплыла в памяти русская строчка, но, как ни силился, не мог вспомнить поэта, который так гениально обмолвился. Что ж, выходит, и Танюше суждено со временем перейти в разряд воспоминаний?
Хотел взять академический отпуск, но коллеги воспротивились под предлогом, что некем заменить, полагая мои лекции, которые я знал наизусть и автоматически отбарабанивал, своего рода психотерапией. Пытались, чтоб отвлечь, и вовсе завалить меня работой и выхлопотали договор на перевод стихов Пастернака, которого я втихаря переводил лет наверно уже двадцать. Теперь, однако, меня с души воротило от прущего из него жизнелюбия. Преодолев страх одиночества, отпустил Жаклин в Нью-Брунсвик. Да она и сама почувствовала себя лишней и оставила меня наедине с моим горем. Связь со мной была для нее бесперспективной во всех отношениях - надеюсь, это, наконец, дошло до прелестной этой девушки, которая пожертвовала
Вставлял кассету и смотрел поэтапно жизнь самого дорогого мне существа на земле, если только она все еще здесь, а не парит в разреженном пространстве среди ей подобных крылатых существ. А может, ангелы и есть умершие детки? Раз-другой на экране мелькнуло счастливо-озабоченное лицо Лены. Изображение расплылось, стало вдруг нечетким, несфокусированным, видел все сквозь водную пелену. Остановил плейер, чтобы вытереть глаза и высморкаться. Отмотал пленку - и по новому заходу. Жизнеописание ангела я смотрел теперь как ужастик, втайне надеясь, что на этот раз конец будет счастливым. Вся моя жизнь перешла в разряд воспоминаний. Или это все сон такой, и я так и помру, не проснувшись?
Возвращаясь домой, бросался к ответчику, включал перемотку и прослушивал никчемные сообщения, ответ откладывал до лучших времен, в наступление которых не верил. Потом часами завороженно глядел на телефон, ожидая очередного звонка, но вот очередной звонок, и на ответчике вместо ангельского голоса раздавался человеческий. Перестал отвечать даже Жаклин. Телефон был последней моей надеждой, телефонная вахта последней зацепкой за жизнь. Поймал себя на том, что жду и хочу ультиматума похитителей. Звонка ждал, боялся, надеялся. Враг и друг - вот кто был теперь для меня телефон в паре с ответчиком.
Однако не телефонный, а дверной звонок прервал этот одиннадцатидневный сон наяву. Случилось вечером, часов около десяти, в очередной раз прокручивал жизнь Танюши на видеоплейере. Для почты вроде бы поздно. Не сразу осознал чрезвычайный смысл этого звонка. Кто еще мог быть этим ночным, припоздавшимся, без телефонного предупреждения, гостем, кроме нее. С Танюшей или без? Распахнул дверь, но Лены за ней не оказалось. Никого. Нажал кнопку домофона, но то ли от волнения либо переговорное устройство так исказило голос, что не понял даже, мужской или женский. Переспросил.
Володя, Володя?
Когда, наконец, дошло, как ни странно, обрадовался. Точнее, было двоякое чувство. С одной стороны, он нарушил одинокое мое горевание, с другой, что ни говори, родная душа: дядя Тани, брат и любовник жены, друг семьи, чичисбей. Гость из другой жизни. Господи, какое было блаженное, навсегда утраченное время, когда я ревновал к этой золотой фиксе и переживал из-за пары-другой кусков, которые неизвестно (точнее известно) куда ухнули. Дорого бы дал, чтобы вернуть то время обратно.
13.
– Сплошной трабл, Проф, - ответил он на мое формальное приветствие, и этот его англо-русский воляпюк был абсолютно адекватен ситуации.
Не видел его с полгода наверное. Что-то в нем изменилось - имею в виду физический облик. Такой же чернущий вроде бы, та же камилавка на затылке. Как ни вглядывался, дошло спустя только минут десять. Видок у него был какой-то дохлый, зачуханный, загнанный, и меня самого теперь удивляло, что я мог к нему ревновать. И это тот, кто прожил бок о бок с моей будущей женой все детские годы, вывез ее в Америку, собственноручно отдал в рабыни и лишил девства накануне ее проституточьего дебюта?