Матрешка
Шрифт:
Из ящика тем временем доносился ангельский голосок. Не дожидаясь приглашения, Володя плюхнулся в кресло и уставился на экран.
– Чай?
– скорее сказал, чем спросил я, помня о его привычках.
Не говоря ни слова, он вытащил из кармана кожаной куртки бутылку "Столи".
Я ушел на кухню, гадая, зачем он пожаловал.
Когда вернулся с подносом, ангел продолжал летать по экрану, а из кресла раздавалось всхлипывание. Господи, даже этот амбал плачет!
Подошел ближе - Володя спал, слегка похрапывая.
Раставил на столе нехитрое угощение, бутылку оставил нераспечатанной.
– Ну, что, Проф, взяли нас с тобой за яйца?
– сказал Володя, открывая глаза.
–
И потянулся к бутылке. Давно заметил, что он зашибает.
Налил себе и, не спрашивая, мне.
– Не пью, - сказал я.
– Это ты в той жизни не пил, Проф, а в этой пей. Полный релакс не гарантирую, но полегчает. Надерись и завей горе веревочкой. Да и не мешает заправиться перед делом.
Терпеть не могу панибратства, да и как он смеет приравнивать мое горе к своему? Сорок тысяч братьев! И о каком деле толкует? Какое у нас с ним может быть общее дело?
Тем не менее опрокинул рюмку, обжигая себе с непривычки нутро.
Почему не напиться, презрев нашу мормонскую традицию?
Вспомнил почему-то Рогожина и князя Мышкина около мертвой Настасьи Филипповны. Клятые литературные ассоциации! Володя не тянет на Рогожина, да и я не князь.
Водка заглушала боль, действуя получше всякой психотерапии.
Довольно скоро я поплыл, а потом и вовсе отключился. Полный улет. Володя все чесал языком, но я слушал вполслуха, изредка подавая язвительные, как мне казалось, реплики, от которых Володя беззлобно отбрыкивался:
– Отъебись, Проф, не наседай. Не доставай меня. Чего зря душу травить? И без того тошно. Кто мы с тобой теперь? Говноеды. Крепко нас уделали, мы с тобой теперь повязаны. Побратимы. В дерьме сидим и дерьмо хаваем.
Я слушал через пятое-десятое. По пьяни я слышал далеко не все, что он говорил, а понять из его новоречи мог и того меньше. Два эти фактора - моя пьянь и его сленг - по-видимому, и были причиной, почему до меня не сразу дошла вся чрезвычайность его сообщения. Поначалу я решил, что он пришел ко мне поплакаться на свою долю, а был он в жизни круглый неудачник. Рассказывая свои байки, он время от времени поглядывал на часы.
– Ты, гляжу, в несчастьях салага, а нам с сестрой с детства не фартит. Да и что за детство, Проф! Два выблядка. Жизнь нас с рождения по морде съездила, промеж глаз шарахнула. Сечешь фишку, Проф? Осиротила. Безотцовщина, а потом и безматерщина. Зато матерщины: ешь - не хочу. А уж мамахен у любого какая ни есть, а есть. Сплошь невезуха, по брови в дерьме. Где, Проф, твоя записная книжка? Не до того теперь, вижу - всесторонний облом. Вижу и секу, потому что подзалетели мы с тобой оба, обоим обломилось. Заебли нас, а теперь еще доебывают, мудилы. Может, это я вас всех за собой потащил? Не судьба у меня, а подлянка - вот и заарканила. Не вписываюсь в окружающую среду, хоть тресни. От меня держаться - за версту надобно. Как от зачумленного. Ей уже рождением не вышло - что сестрой моей родилась. Родилась бы чьей другой - при тех же обстоятельствах вытянула бы. Сколько раз себе приказывал: "Исчезни, падла!" Еще не поздно. Моя жизнь копейки не стоит, а вот ее жаль - с малолетства была отвязная.
– Отвязная?
– не из любопытства, а скорее по инерции прежнего любопытства переспросил я.
– Ну да. Без тормозов, - перевел Володя с нового сленга на старый. Заводная. Маленькое такое чудо, и оно все росло и росло, что бутон на клумбе, пока не стала танцевать в школьной самодеятельности. Сначала над ней все посмеивались - валенок сибирский, а туда же, в актрисульки, ишь чего захотела! А я ей: держи хвост пистолетом и шевели жопой. Потом по телеку показали. Тогда все и заметили то, что я первым углядел: чудо. Весь город от нее отпадал. А в балетной школе, знаешь, как ее называли? Не какая-нибудь там
Тут Володя глянул на часы, будто у него сегодня еще одна встреча, а до меня вдруг дошло, что в нем, пока мы не виделись, изменилось: золотой фиксы как не бывало. Была, значит, накладная, для понта. Понт тоже сошел, появилась какая-то жалкость, обреченность. Или это я задним числом ему приписываю, зная, чем для него кончится вся история? А тогда мой пьяный мозг свербили совсем другие вопросы: что общего у меня с этим подонком, кроме общей женщины? Не поделиться ли нам постельными впечатлениями? Вполне возможно, что они разнятся. Это со мной она была фригидкой, а с ним? Что ни говори, одна кровь. Инцест должен сближать людей больше, чем обычная влюбленность. Отключив слух, глядел на этого недоноска и видел в нем первопричину обрушившегося на меня зла. Вот кто во всем виноват? А не врезать ли ему промеж глаз бутылью, которую он притаранил и всю уже почти вылакал с моей помощью?
От необходимости решить этот вопрос меня избавил телефонный звонок.
– Володя уже у вас?
– услышал я голос Бориса Павловича.
– Он вам рассказал?
– Исповедь продолжается, - сказал я, а потом переспросил: - Что он мне должен был рассказать?
– Времени в обрез, Профессор. Я выезжаю. Стив мог бы дать прикрытие на случай чего, но лучше все-таки его не подключать. Решайте сами.
– Что еще за прикрытие? О чем не сообщать Стиву?
– Володя вам все объяснит по дороге, - и повесил трубку.
Я воззрился на родственничка.
– Танюша нашлась, - сказал он.
– Живая?
– Живая.
– На Брайтоне?
– спросил я, снимая телефонную трубку.
– На Стейтен-Айленде.
– Мне надо знать точно!
– закричал я, схватив его за грудки.
– Я звоню в полицию.
– А без лягашей нельзя?
– Борис Павлович сказал, что не справимся.
– Много он секет, твой Борис Павлович!
– И добавил презрительно. Кагебешня.
И тем не менее они спелись, подумал я и набрал номер ФБР.
Стива на месте не оказалось. Пока его разыскивали, Володя вводил меня в курс дела. Хмель с меня как рукой сняло. Я пересказал что сам успел узнать Стиву, когда тот, наконец, проклюнулся.
– Задержитесь хотя бы на четверть часа. А мы пока подтянем отряды быстрого развертывания. Чтобы подстраховаться.
При одном упоминании об этих чертовых отрядах, которые он однажды уже задействовал без никакого толку, я чуть не врезал ему словесно, но он повесил трубку. Я уже жалел, что не послушался Володю и позвонил Стиву.