Матрос Железняков
Шрифт:
– Я еще молодой, не видел того, что видели вы, старые люди, сколько тысяч мучеников прошагали по Владимирке на каторгу! Эта дорога близко от вас, рядом проходила.
– Долой большевистского агитатора!
– закричали меньшевики.
Но Железнякова не смутили эти выкрики. Он с еще большим пафосом говорил:
– Товарищи, Ленин - это душа народа, это наша вера в будущее, наша опора. Зал гремел от оваций. Моряк закончил свою речь словами:
– Да здравствует Ленин! Долой правительство буржуазии! Да здравствует власть Советов!
Под
Снова на Балтике
Пароход шел в Кронштадт. Уже далеко за кормой оставалось широкое устье Невы. Несмотря на свежую погоду, Железняков не уходил с верхней палубы. Он был счастлив, что снова видит чернеющие вдали форты Кронштадта и знакомые маяки.
Анатолий всматривался в лица пассажиров. Но все это были незнакомые люди. Среди них было много фронтовиков. Он подошел ближе к ним и стал прислушиваться к разговорам.
Один солдат напоминал Тараса Архипенко. Такие же лохматые брови, такое же смуглое лицо и чуть сутуловатая коренастая фигура. Солдат говорил, по-видимому отвечая на чей-то вопрос:
– Война? К черту! Хватит, надоела она. Все измучились! Теперь скоро сменим пушку на соху! Земли для пахоты бери сколько хочешь. Свобода!
Стоявший рядом с ним другой солдат возмущался:
– Для чего воюем? Для кого?
– Воюем, братец, не для себя, а для буржуев, - отвечал ему светлобровый пехотинец со свежим шрамом на высоком лбу.
Какой-то штатский спросил:
– А как настроение у солдат?
– Доля наша на фронте и сейчас собачья. Офицеры греют солдата по-старому. Держат нас в таком же режиме, что и при царе. А говорят: "Мир хижинам - война дворцам". Откуда же хорошему настроению быть?
– Правильно толкуешь, пехота, - согласился стоявший рядом с солдатом судовой кочегар.
– Зачем двигаете в Кронштадт? Откуда приехали?
– предлагая фронтовику закурить, спросил участливо Железняков.
– Я уж говорил тут, откуда едем, - ответил солдат, осторожно беря папиросу загрубевшими пальцами.
– Из двенадцатой армии мы. Делегация от полков, что под Ригой стоят. Ходят слухи, будто большевики в Кронштадте открывают пути-дороги для немцев. Петроград с морской стороны без защиты останется. Революция, сказывают, в опасности.
– А вы и поверили такой брехне?
– не выдержал Анатолий.
– Да ведь как не поверишь, - ответил светлобровый пехотинец.
– Газеты печатают. Комитетчики наши полковые и ротные поясняют...
– Не те газеты читаете! И не тех людей в свои комитеты избираете! Сами вот толкуете, что офицеры держат солдата в старом режиме, а верите их клевете на балтийцев! Балтийцы всегда были на стороне революции, - горячо заговорил Железняков.
Солдаты были явно смущены.
– Да ведь наше дело какое? Наше дело маленькое, - нарушил молчание светлобровый солдат.
– Должны выполнять волю собрания. Нас избрали окопники и сказали: "Вот мандаты вам. Езжайте в
– Вам правильно сказал товарищ, что все это подлая брехня о Кронштадте, - вмешался в разговор высокий матрос. На ленточке его бескозырки горели позолоченными буквами два слова: "Заря свободы". Увлекшись беседой с солдатами, Анатолий не заметил, когда он подошел.
– Никаких мы путей-дорог немцам не открываем, - продолжал он.
– Власть в городе находится в руках Совета рабочих и солдатских депутатов. Он поддерживает в городе строгий революционный порядок.
Солдаты с жадностью ловили слова матроса. В эти дни они слышали столько клеветы на Кронштадт, простое слово очевидца было для них очень важно.
– Нас обвиняют в анархии, - продолжал матрос.
– А кто? Буржуазия и ее соглашатели. Все дело в том, что мы не доверяем Временному правительству. Волю народа эта власть не выполняет. Почему до сих пор идет война? Для кого мы воюем?
– Вот и мы об этом говорим. Для кого?
– подхватил солдат-фронтовик.
– Войну надо кончать. Мы, кронштадтцы, за ленинские, большевистские лозунги. Мы избрали своих представителей в Центробалт.
– Видя, что окружающие не совсем поняли его, матрос пояснил: - Это наш комитет. Он контролирует деятельность командования флотом, пресекает всякую контру.
В это время пароход загудел, подходя к пристани у Петроградских ворот. Пассажиры хлынули к трапу, оттеснили Анатолия от матроса, и он потерял его из виду. А так хотелось его о многом расспросить...
На пристани стояли часовые, проверяли документы.
– Где ты ее взял?
– спросил один из них, рассматривая старую флотскую книжку, предъявленную Железняковым.
– Тут ясно сказано. Флот выдал.
– Но это липа, а не документ: По таким бумажкам мы не пропускаем в Кронштадт с тех пор, как дали по шапке царю Николашке, - разъяснил часовой.
Не слушая объяснений, часовые вызвали караульного начальника. Посмотрев документы Анатолия, тот приказал:
– Проводите его к товарищу Пожарову.
Часовой повел Железнякова в город, в Кронштадтский Совет.
– Не беспокойся, братишка, сейчас вот придем к товарищу Пожарову. Он человек понимающий, душевный...
– говорил часовой Анатолию.
– Кто это такой, ваш Пожаров?
– спросил Анатолий.
– Матрос-большевик, депутат нашего Кронштадтского Совета. Сейчас он во всем с тобой разберется.
Убедившись при разговоре, что перед ним тот самый Железняков, который из-за преследования самодержавия вынужден был оставить военную службу и перейти на нелегальное положение, Пожаров обрадованно воскликнул:
– Так вот ты какой орел! Много, много рассказывал о тебе товарищ Груздев...
– Груздев? Федор? Где он сейчас?
– Сейчас его нет здесь. Выехал на сухопутный фронт. Надо разъяснять солдатам правду о нашем Кронштадте. Ты, наверное, знаешь, читал в газетах, какую клевету распространяют о нас?