Матросы Наркомпроса
Шрифт:
А ротный командир Оль церемониться не стал. Оль прямо заявил, что о прическе надо забыть. И дал срок. Четверо суток Бархатов вел тяжелые арьергардные бои. Парикмахеры смеялись, как смеялась и Жанна. Жанна тоже не понимала, чего стоила борьба за каждый миллиметр.
— Вот приняли бы в спецшколу, — сказал ей Лека, — тогда тебе было бы не до смеха.
— Положим, — возразила Жанна, — на меня бы этот приказ не распространялся.
— Опять исключения? — напомнил Тырва. — «Разве жизнь можно строить на исключениях?»
Теперь развеселился и Лека. Жанна холодно
— «Вы меня знаете? Вы меня еще не знаете!» — предупредил подпоручик Дуб бравого солдата Швейка».
Раймонд улыбнулся, а Димка захохотал. Громкий смех его разносился по всей квартире. Жанна догадывалась, что мальчишки прохаживались по ее адресу.
Она вскоре появилась в столовой с тряпкой в руке и стала с независимым видом вытирать пыль с буфета. Антон, однако, заметил, что сестра успела переодеться в любимое платье из синей шерсти, но от комментариев благоразумно воздержался. Тем более что на сестру никто из гостей не обратил внимания. Димка Майдан рассказывал, как сегодня утром по пути в школу они с Генкой Ковровым лихо козыряли встречным командирам. И командиры отвечали. Димка мог утверждать это с абсолютной достоверностью, поскольку каждый раз ловко скашивал глаза, чтобы не упустить ответного жеста. А двое гражданских дядек, оглядев их с головы до ног, сказали вроде бы с сожалением:
— Этим служить до деревянного бушлата!
— Так зовут на флоте обыкновенный гроб, — пояснил Раймонд, слегка обернувшись к буфету. Раймонду ничего не ответили.
— Вспомни лучше, — обратился к Майдану Бархатов, — как в строю честь отдавал.
Димке вспоминать об этом совсем не хотелось. На утренней справке, после того как Лека тщательно и с видимым удовольствием изучил степень сияния пуговиц, сверкания ботинок и чистоты носовых платков, ко второму взводу подошел сам военрук. Глаза его смотрели весело и пронзительно. Они так сверкали, что сразу и нельзя было догадаться, что они маленькие и глубоко спрятаны под кустистыми и блестящими бровями. Флотский вид учеников вполне удовлетворил военрука. Он как будто подмигнул Майдану, намекая об их совместных мучениях в баталерке.
Когда ученики строем следовали мимо Радько, направляясь в классы, Майдан вдруг вскинул ладонь к бескозырке и отдал честь. Он вложил в это столько признательности, что военрук сразу обратил на Диму внимание.
— Ученик Майдан! Выйти из строя! — скомандовал Радько.
Димка подошел к нему с уставным докладом точно так, как учили на школьном дворе.
— Почитайте, Митя, еще раз строевой устав, — посоветовал ему военрук. — И тогда наверняка запомните, что в строю честь не отдают.
Димка думал, что этого разговора никто не слышал, но, оказалось, ошибся. Помкомвзвода Бархатов был внимателен и глухотой не страдал.
— Ну как, «Митя»? Изучил строевой устав? — смеялся Лека и по привычке провел рукой, поправляя отсутствующую прическу.
— Это мне за фасонную стрижку, — догадался Майдан.
Вызов был принят, но дуэль не
— Не надоели еще солдафонские воспоминания? — спросила она у Бархатова. — Где стихи? Обещал — давай сюда!
Но пропаганда произведений нового поэта оказалась не таким уж простым делом. Лека Бархатов попробовал спеть песню, но у него не было слуха, а остальные ребята забыли слова.
— Звездочки с небес явно не хватаете! — ехидничала Жанна.
— Сюда бы Аркашку Гасилова, — пожалел Антон. — У него хорошо получается. Даже военруку понравилось.
— Есть у нас во взводе такой «гогочка», — снисходительно объяснил Бархатов. — Доверху набит морскими стихами.
— Почему же тогда он не здесь? — спросила Жанна.
— Лека пробовал уговорить, — улыбнулся Раймонд. — Ничего не получилось. Гасилов утверждает, что эти стихи не для девчонок.
— Вот как? — сверкнула глазами Жанна. — Очень жаль, что не уговорил. Никогда бы не поверила, что у младших командиров вашего класса такой куриный авторитет.
Димкин тренер в секции бокса назвал бы такую реплику ударом ниже пояса. Лека Бархатов с этой минуты стал думать только о том, под каким предлогом откланяться. Но Раймонд Тырва и не подумал принимать реплику на свой счет. Наоборот, он так улыбнулся, что Жанна вздрогнула.
Чтобы разрядить атмосферу, Антон вспомнил, как однажды Гасилов притащил в класс газету, где писали о спецшколе, и читал ее с выражением, как морские стихи:
— «Было весело и оживленно. Но уже чувствовалась некоторая, если можно так выразиться, выправка…»
— А теперь покажи свою выправку, — сказал тогда Аркашке Лека Бархатов и скомандовал: — Смирно! Напра-ву!
Гасилов закачался, как на шарнирах, немного подумал и, смешно щелкнув каблуками, повернулся в обратную сторону.
— Эх ты, сено-солома! — сказал Бархатов и дал ему домашнее задание отработать повороты на месте…
— Издевательство и самодурство, — объявила Жанна, посмотрев на пунцового Леку. Она уже завелась и не могла остановиться. — Теперь ясно, почему к тебе так относятся подчиненные.
Тырва опять улыбнулся. Жанна была готова растерзать его за такую улыбку.
— Чего пристала к человеку? — вступился Антон. — Все было правильно. Зато сейчас Гасилов сдал зачет по строевой подготовке и допущен в парадный расчет.
— Аркашка обещал познакомить меня со своим знакомым поэтом, — вставил слово Майдан.
— Обязательно познакомься, — одобрила Жанна. — Хорошо бы выяснить, почему не всем доступны его морские стихи.
На обратном пути Бархатов старался оторваться от попутчиков. Ему хотелось вернуться и поговорить с Жанной без свидетелей. Но из этого ровно ничего не получилось.
— Нельзя отставать — побьют, — ласково посоветовал ему Раймонд. Тырва улыбался, но в тоне его Леке почудилось что-то такое… В общем, Бархатов передумал. Он ничего не терял. С Жанной можно было поговорить в любой другой день. А Димка понял Раймонда по-своему.