Майне либе Лизхен
Шрифт:
– Почему иногда? – сразу насторожилась Ленка.
– Пьет, – как бы с неохотой пояснил участковый: Ленкин интерес ему не понравился. – Еще сын у нее есть, но…
– Что – но? – поторопил его Клюев. – Что ты тянешь кота за хвост?
– Срок он отбывает. Ему еще года два сидеть. Или три.
– Отлично, стало быть, с ним проблем не будет, если что, – задумчиво кивнул Клюев. Расклад ему начинал нравиться. – А дед
– Тоже одинокий. В этом доме всю жизнь живет. Работает в университете. Жена умерла несколько лет назад. Есть сын, но живет в Дубне, под Москвой. Недавно завещание хотел писать – со мной советовался. Я сказал, что если сын один, то можно и не писать, и так все ему останется. За квартиру платит аккуратно.
– Это ты правильно сказал, – похвалил Клюев, – насчет завещания. Считаем еще раз: старик, старуха, студент и два алкоголика. А что, старик-то крепкий? Чего он про завещание-то заговорил?
– Нормальный старик, – неприязненно ответил участковый. Похоже, Клюев ему тоже не нравился. – Кстати, Харитонова пьет не особенно. В смысле, не каждый день. Зато матерится, когда выпьет, – уши вянут! – неожиданно ухмыльнулся он.
– Что мы имеем… – рисовал кружки и стрелки на листке Клюев. – Лен, смотри: старухе с внуком придется трешку сделать, но можно на окраине или в хрущевке, ну пусть даже в брежневке – как захотят, ремонта-то у них сто лет не было, наверняка крыша протекает и все такое.
– Протекает, – подтвердил участковый. – Но они в ЖКО жаловались, там осенью подлатали – летом видно будет…
– Деду однокомнатную подешевле, – продолжал Клюев. – И денег на ремонт, чтоб не вякал. Тыщи две баксов, не больно он и соображает. А вот насчет бабки с художником надо думать…
– Так, у меня одно условие, – неожиданно посерьезнел Ларькин. – Дело свое делайте, раз заказ у вас. Но чтоб на моем участке без криминала.
– А ты чего взъелся-то? – удивился Клюев. – В первый раз, что ли, работаем? Первый этаж расселяли, ты, помнится, помалкивал. Нет?
– Не в первый, – глядя в пол, отрезал участковый. – Но мне до пенсии полтора года. И я хочу уйти нормально. Вы поняли? Чтобы ничего такого.
– И куда ты потом, пенсионер? – все-таки давая волю раздражению, осведомился Клюев. – В вахтеры? Или к Новикову в охранники? Думаешь, я не знаю, как ты его прикрывал, когда у него в этом самом доме игровые автоматы стояли? А теперь он весь дом по дешевке купить решил, народ выкинуть, и ты ему по доброте душевной помогаешь? Сколько взял-то, а? Скажи, мы вон с Еленой позавидуем…
– Сколько взял – все мое! – взбеленился участковый. – Свои бабки считай! Мое дело – вам информацию дать, – я дал, в этом противозаконного нет. А вот вы, если что-нибудь на свою задницу придумаете…
– Тихо, мужики, чего вы, в самом деле, – хлопнула рукой по столу Ленка, и мужчины уселись, сверля друг друга взглядами. – Вы не волнуйтесь, капитан, никакого криминала не будет, теперь не девяностые годы. Будем с людьми разговаривать, убеждать. Это уже наши внутренние дела, вам о них и знать необязательно,
– Меньше знаешь – крепче спишь, – повторил Клюев недавно слышанную фразу.
Участковый поднялся, небрежно кивнул Лене и, не подавая руки Клюеву, направился к выходу. Но в дверях задержался и с удовольствием сообщил:
– Вы со старухой этой, с Вороновой, поаккуратнее. Она, чуть что – норовит жаловаться, звонить везде. Знакомых у нее – прорва, ветеранские организации, журналисты опять же… Сколько мне крови попортила, когда у них игровые автоматы были! И вам попортит! Счастливо оставаться!
– Вот сволочь! – от души высказался Клюев, когда участковый вышел из офиса, о чем сообщил услужливый колокольчик над входом. – И денег взял, и чистеньким хочет остаться. Он у этого Новикова на зарплате был все годы, пока зал игровых автоматов в доме работал. С нами вместе алкашей выкидывал с первого этажа, когда Новиков там квартиры скупал. И теперь шестерит, а от нас нос воротит.
– Да ладно тебе, – отмахнулась Лена, которая уже потеряла интерес к участковому. – Чего ты к нему привязался? Каждый зарабатывает, как может. Ты же на Новикова не гонишь? Он и нам заработать дает. Давай по делу.
– Ну что… Про старуху с внуком понятно, будем торговаться. С этим дедом… Мокроносовым тоже можно работать. Слушай, надо про его здоровье поподробнее узнать. Может, за ним уход нужен? А там и завещание составить.
– Дима, а что нам завещание даст? – наморщила лоб Лена. – Он, может, еще сто лет проживет, а нам расселить надо за два месяца, ты же сам говорил.
– За месяц, Лен, – сморщился Клюев. – Новиков вчера звонил, говорит, что покупатели на землю под домом есть, но они больше месяца ждать не могут. Ну полтора, с учетом новогодних праздников.
– Ничего себе… – присвистнула Лена.
– Вот и я о том же. Ладно, начнем пока варианты подбирать, а там видно будет. Ты не дергайся, если что, я сам справлюсь, есть люди. Все аккуратно будет, мне сидеть неохота, сама понимаешь.
– Дим, ты что? – серьезно глядя на него, спросила Лена и повторила с нажимом: – Сейчас другие времена.
– Да шучу я. Бабке, у которой сын сидит, нальем стакан коньяка – она нам что угодно подпишет, и отправим ее на свежий воздух, в частный домик в Таборинском районе. Там с девяностых годов много таких поселилось, как ты помнишь. А ей не все равно, где водку пить? Там даже собутыльников больше. Надо узнать, кстати, где сын сидит, там колония рядом – будет передачи носить, – развеселился Клюев. – И художнику нальем. Думаешь, его тогда не устроит пара комнат в бараке под снос? На Уралмаше, на Коммунистической два стоят, если еще не упали – зато как бы с мастерской, это круто, они об этом все мечтают. Этот, тем более, неадекватный, как Ларькин сказал. А там, глядишь, барак снесут, он от государства квартиру получит, нам спасибо скажет. Если раньше не сопьется. Знаем мы этих творческих людей, повидали – шваль, хуже бомжей. А иначе его отсюда за долги выселят в тот же барак. Ты давай завтра-послезавтра проводи собрание жильцов, и начнем работать. Только не говори, что ты из агентства.