Майонезовские сказки
Шрифт:
– Маменька, я думал, что помидорная пальма первенства принадлежит нам, но я ошибся! – воскликнул Кро.
– Принадлежала, зая, – отвечала грустно Тётка Черепаха, – но где теперь наши закрома?! Кстати, дед, не забудь завести нас в какую-нибудь кафешку!
Прапрадедушка остановил лифт и открыл новое окно. Там на скамейке сидели три жёлтые крыски-старушки и читали жёлтую прессу. На одной пожилой даме были жёлтые перчатки, на другой – жёлтая шляпка из молодой коровы, на третьей – жёлтое кашне.
– Я бы хотела
– А я бы хотела выйти замуж за Круза, – отозвалась крыска в жёлтой шляпке.
– Уймитесь, дурёхи, – это одно лицо, – сказала старушка в жёлтом кашне, – послушайте лучше стихи которые я сочинила сегодня ночью.
И она завыла высоко и протяжно:
Я древняя словно хвощи у дороги
И смуглая, словно крушины кора,
Меня наряжали в молочные тоги
И в мантии алые, как вечера.
Я влиться хотела в орнамент старинный
На амфоре пыльной тугим завитком
И слышать хотела шаг лёгкий звериный,
По влажной тропе пробираясь тайком.
И северным летом во фьёрдах хотела
Под солнцем ночным посидеть на скале,
И сакурой нежною розово-белой –
Терять лепестки вдоль японских полей.
Я столько хотела, что боги решили
За жадность в желаньях меня наказать:
Застыла волной я на жёлтом кувшине,–
Витрина «Этруски», сосуд номер пять.
– То есть, ты была царицей в парфирной мантии, а стала росписью на крынке? – вместо аплодисментов зловеще спросила крыска в перчатках.
– Завитком на музейной утвари, – уточнила язвительно старушка в шляпке, – а ты о нас подумала? Мы, твои подруги из хороших семейств, хотели бы жить при дворе, а не в пыльных хранилищах, эгоистка!
Вот тебе! Вот тебе! – закричала старушка в перчатках и принялась хлестать скрученной газетой подружку в кашне.
Та вцепилась в жёлтую шляпку с криком: «Получай, подстрекательница!»
Через две минуты все три старушенции тузили друг друга нещадно, выдирая седенькие букольки.
– Как же здесь безрадостно: ни мира, ни любви! Покажи, дед, что-нибудь близкое и понятное! – заявила Тётушка Черепаха, сморщив и без того морщинистое лицо.
Фемистоклюс щёлкнул мышью, пробормотав: «Vivere militare est[5]»
– А я думала, что жить - это любить, - сказала Мушка с наивной улыбкой, прижавшись к Пышке.
– Если бы они думали так же, дитя, то они бы сюда не попали, – ответил дедушка, открыв новый вид.
Прямо перед лифтом сидели древние греки с античными носами. Между них гордо восседали Мармелад и Пупсик. Все были в небрежно запахнутых белых простынях.
– Итак, достопочтенные мужи,
Все, находящиеся в лифте, затаили дыхание.
– Хочу напомнить вам содержание задачи, – продолжил председатель, – «Прилетели в Элладу скворцы и решили отдохнуть на оливах. Когда сели они по одному на оливу, то одному скворцу оливы не хватило, а когда на каждую оливу сели по два скворца, то одна олива осталась незанятой. Сколько было скворцов и сколько было олив?». Что ты хочешь предложить брат наш Пармелад.
– Я хочу предложить для удобства решения называть «скворцов» - «чайками»,– изрек почтенный муж Пармелад (он же Мармелад).
– Смею напомнить, брат наш Пармелад, что мы уже перебрали все названия птиц, а «чайками» наши скворцы были на прошлой неделе, что не приблизило нас к правильному ответу. А ты что хочешь предложить, брат наш Пупсид?
– Я хочу предложить называть «скворцов» - «дельфинами», – заявил, не моргнув, почтенный муж Пупсид (он же Пупсик).
– Прости великодушно меня, брат наш Пупсид, но ты сказал заведомую глупость! Как водоплавающее животное дельфин из глубин морских поднимется в горы и усядется на оливе? Твоя логика хрома!
– Легко, – настаивал Пупсид, – ему только нужно посильнее разогнаться!
– А почему бы не разогнаться целой стае дельфинов? – поддакнул Пармелад.
– Вы рассуждаете, как троянцы, – сказал председатель Пупсику и Мармеладу.
– Они и есть «троянцы», – заявил грек, похожий на Демокрита, – они считывают информацию с наших компьютеров, а при приближении папаши Каспера, закукливаются! Бей «троянцев»!
– Вы что, почтенные?! Мы не «троянцы», мы – «дельфинисты» – объявил Пармелад, издав свист дельфина.
Греки зашумели, загалдели и разбились на два лагеря: материалисты и идеалисты, то есть, дельфинисты и антидельфинисты. Они обмотались своими тряпками поплотнее, и пошли «стенка на стенку», закипела нешуточная битва, далеко не первая, судя по многочисленным ссадинам и фингалам на атлетических телах философов.
– Что ж, и Пифагор погиб в драке, – сообщил Фемистоклюс, выключая кино, – причём, в преклонном возрасте.
– Но я могла бы им помочь, я сразу решила эту задачку, – заявила Берёза.
– Не трудитесь, мадемуазель, они нас, к счастью, не слышат и не видят, – сказал прапрадед, – к тому же мы уже прибыли на первую станцию нашего маршрута, она называется «Детство», ключевое слово – «страх», функциональная рекомендация: «принимать добро», основная характеристика – «чувственные».
– Однако, я не понял, любезный, – заговорил профессор, – они здесь заседают, сочиняют, решают, дерутся, – это же теория Сведенборга, которую резко критиковал Кант! Но Кант не мог ошибиться, потому, что он – Кант!