Мазергала

Рогожин Григорий

— Ах! — всплеснул руками Кристис. — Настой, наверное, уже остыл! Надо вернуться в дом! Впрочем... — Кристис печально вздохнул и, оглянувшись по сторонам, вплотную приблизился к Альберту, — Впрочем, это не так уж важно, — он перешёл на шёпот. — Настой не помогает. Уже одиннадцать детей умерло в таких вот посёлках в этом году от весенней лихорадки. Взрослые — выдерживают, дети — нет. Об этом я и хотел поговорить с вами. Как это ни прискорбно, но я не знаю лекарства от этой болезни. Вы сказали, что это — воспаление лёгких? Значит

слово "лёгкие" — это то же самое, что дыхательная полость?

Альберт кивнул. Доктор Кристис, опасливо покосившись на Слогуна, который поправлял в это время упряжь повозки, продолжил:

— Меня перестают ценить. Я теряю уважение этих людей. Обычно я поднимаю на ноги большинство больных, но в этом году... О-о-о, Рум! Горе мне, горе! — не сдержавшись, застонал доктор и тихим голосом продолжил:

— Я чувствую, господин Альберт, что вы сможете вылечить Эльву. Помогите ей, и я буду у вас в вечном долгу!

С этими словами доктор отступил назад и с надеждой посмотрел на Альберта. Тот глубоко вздохнул и ответил:

— Хорошо, господин Кристис, я постараюсь помочь ей, но ничего не могу обещать. Состояние девочки тяжёлое. И ещё. Уговорите её мать не вмешиваться и не кричать. Если она будет бросаться на меня, как дикая кошка, я ничего не сумею сделать.

— Я уговорю её, — пообещал доктор. — Уговорю, чего бы мне это не стоило. Вы подождите пока здесь, лучше будет, если я поговорю с нею, так сказать, "с глаза на глаз".

С этими словами Кристис скрылся в хижине.

Альберт не случайно так быстро согласился помочь Эльве. В его сумке лежала аптечка с набором медикаментов, который Альберт собственноручно составил, готовясь к перемещению. И сейчас настало время воспользоваться лекарствами.

"Какая разница, в каком мире я нахожусь? Эльва — такой же ребёнок, как и все остальные и я обязан помочь ей", — он посмотрел на часы. — "Уже полтора часа я нахожусь в Мазергале. Георгий там, наверное, с ума сходит. Зря я оставил ему "Градиент-Z", он может отправиться вслед за мной. Нет... У него жена, ребёнок, и, скорее всего, рисковать он не будет. Да. Точно не будет. Жора очень осторожен и никогда и ни во что не ввязывается. Он, наверное, уже дома сидит", — успокаивал себя Альберт, — "А здесь — больной ребёнок, которого надо спасать. Это, по-моему, важнее, чем волнение друга", — оправдывался перед самим собою Альберт, нахмурив брови и закуривая вторую сигарету.

Слогун отошёл от фургона и направился к Альберту. Подойдя, он немного потоптался в нерешительности и, наконец, спросил, показывая пальцем на тлеющую во рту Альберта сигарету:

— Эта белая палочка — брек?

— Что? — непонимающе наморщил лоб Альберт.

— Ну... У нас его моряки курят, да и некоторые рыбаки в посёлках, только у них трубки, а у вас, господин Альберт, белая палочка. Я запах брека издалека чую, — Слогун потупил глаза. — Не сочтите за наглость, господин

Альберт, но... Не угостите ли вы меня такой штуковиной?

— Да, пожалуйста, — дружелюбно ответил Альберт, достал из кармана пачку сигарет и протянул её Слогуну.

Тот неумело вынул одну сигарету заскорузлыми пальцами, потом поднёс её к лицу, внимательно рассмотрел, понюхал и лишь после этого осмелился вставить её в рот. Альберт щёлкнул зажигалкой перед его лицом, не подумав о последствиях. В одно мгновение Слогун отскочил назад, на несколько шагов. Он так испуганно смотрел на, появившееся из ниоткуда, маленькое пламя, что Альберт расхохотался:

— Да не бойтесь, вы, дикарь! Это всего-навсего зажигалка! А это, — помахал он в воздухе сигаретой, — называется — сигарета. И набита она табаком или, по-вашему — "бреком". Зажигалка же служит для того, чтобы поджечь сигарету! — Альберт несколько раз щёлкнул зажигалкой, давая понять собеседнику, что этот предмет совсем не опасен.

Слогун быстро оправился от потрясения. Улыбаясь и покачивая головой, он подошёл к Альберту и уверенно прикурил от язычка пламени. Сделав затяжку, извозчик блаженно зажмурился, смакуя вкус и запах ароматного дыма.

— Это дорогой брек, господин Альберт, — промолвил он. — Вы, наверное, богатый человек у себя в стране?

— С чего вы взяли? — спросил Альберт.

— Ну, как же! На вас хорошая крепкая куртка, красивые жёлтые ботинки, потом эта зажигалка и эти..., как их..., сигареты. А ещё я заметил у вас на руке какую-то блестящую штуку. Наверное, она из золота.

— Хм! Это часы! Всего лишь дешёвые наручные часы, для того, чтобы всегда знать, сколько времени. Сейчас, например, почти три часа пополудни. Такие вещи есть у нас, в России, почти у каждого. Даже у бедняков.

— Значит у вас богатая страна, если у вас бедняки имеют такие штуки, которых нет даже у нашего короля. И часы у нас только одни, на площади Избавления, в Ваахе. Их придумал Грозник, но когда нет солнца, всё равно непонятно, сколько времени. Нет тени от штыря. А мне, например, часы ни к чему, всю жизнь я обходился без них, и дальше обойдусь... Пустое это всё! Королевские прихоти... — Слогун замолчал, глядя куда-то вдаль, и мечтательно промолвил:

— А хотелось бы мне, господин Альберт, поселиться в такой стране, как ваша.

— Везде хорошо, где нас нет, Слогун, — вздохнув, философски ответил Альберт, и опять его посетила обидная мысль: "Не Италия...".

Распахнувшаяся дверь хижины заставила собеседников оглянуться. Появившийся на пороге доктор Кристис сказал:

— Всё в порядке. Я всё уладил, господин Альберт. Пойдёмте в хижину. А вы, Слогун, поезжайте домой. Я сегодня остаюсь в Бруксе. Если вы мне понадобитесь, я вас без труда разыщу. Кажется, вы живёте во-он в том доме с зелёной крышей? — показал он на лёгкое строение, располагавшееся неподалёку.