Мажор
Шрифт:
– Дамы и господа, - вселенец обратился ко всем. Обычно я беру некоторую сумму за показ трюков.
– Знаем мы ваши расценки - от десяти тысяч, - ответил за всех хозяин дома.
– Да, - согласился иллюзионист. – Но! Сегодня покажу трюк бесплатно. Для вас, для всех, господа. Бесплатно! И только сегодня!
– Браво… - зааплодировали гости. – Какой князь, щедрый!
– Итак, мadame, мonsieur, берём простую вилку и опускаем в вазу. – Вилка звякнула о донышко.
– Потом ещё одну и ещё. Опускаем их тоже. Трясем вазу. Ставим на
– И в чём смысл, - удивился довольно высокий, плотный человек с сильной сединой в коротко остриженных волосах.
– Как в чём? – хитрец сделал вид, что не понял вопроса. – Тому, кто достанет, сквозь узкое горлышко любой из предметов, получит десять тысяч рублей. Нет, господа. Сегодня у меня праздник… повышаю ставку - двадцать тысяч рублей!
– Первый желающий, прошу к столу…
Гости по очереди, в течение последующего часа пыхтели, потели, трясли вазу, пытались высыпать предметы на стол. Не получалось.
– Может её разбить или сжечь?
– начали поступать предложение от замучившихся… - Или нагой раздавить?
– Нет, господа, разбивать и ломать нельзя. Только руками из горлышка, - пояснил хитрец.
– Ладно, - подошёл дородный мужчина с бородой.
– Даю тридцать тысяч! В чем суть фокуса?
– Вы точно хотите узнать? – улыбка растеклась по лицу вселенца, он стал похож на довольного кота, объевшегося сметаны. – И вам не жалко денег? Всё-таки, тридцать тысяч? Тридцать!
– Не жалко! Деньги отдам. Даю слово купца Винокурова!
– Мadame, мonsieur! – обманщик поднял руку вверх. – Обычная, простая, упругая, проволока. Вот она, у меня, в ладони. Помещаю незаметно внутрь горлышка. Особым способом закручиваю. Она не дает выпасть предметам. В конце трюка убираю.
– И ву-а-ля… Вилки высыпаются, а я получаю тридцать тысяч рублей.
Прелюдия 8.
В душном воздухе чулана пахло прелью, пылью, сырой кожей, потом, образуя смрадную атмосферу. Сквозь небольшое оконце тускло светил занимающийся день.
– Господи! – воскликнула полная, дородная женщина. Она с силой ударила мокрой тряпкой по полу. Обернулась к рыдающей спутнице.
– Это же надо учудить! После такого успеха! Отправить убирать грязь в чулане. Ведь спела как божий ангелочек. Сколько живу на свете – никто так не пел, даже в церкви. И за всё, это! С утра, опять, погнали на работу. У прошлых хозяев, после такого выступления, благородные гости дали бы денежку или подарили бусики. А может сшили платьице. А тут, как ни в чём не бывало: Спела и спела - встала утром - бегом на работу. Поверь мне, Глашенька! Нет справедливости в этом мире для простых людишек. А ужо для баб - тем более. Нетути и никогда не было. Так, что перестань ревень - мир не исправишь!
– А я, не реву, - всхлипывали, вздрагивали, растирая падающие слёзы вместе с грязью по полу.
– И правильно!
– подруга подошла к горке угощений, сложенных на столе.
– Хочешь, пирожок. Вкусный, ароматный, румяный. Заешь им горюшко горькое, будет легче.
– Не хочу, самая ешь, свои пироги.
– Чего это, они, мои? – возмутились,
– Христос с тобой! Солдаты принесли… тебе! Благодарят. Дюже понравился твой голосок. Прямушки с самого утрица, идут и идут. Несут и несут. Только почему-то одни пироги?
– Вот и ешь! Я - не хочу.
– Глаша, я тоже не хочу! Силов уже нет. А кушать надо – ещё двенадцать штук. Нельзя добру пропадать! Когда ещё столько принесут забесплатно?
В каморку, настороженно оглядываясь, заглянул знакомый солдат.
– Глаша, - он обратился к молодушке.
– Любо пела. Решил, выйду в отставку, сразу тебя выкуплю. Только, сердечко захолонуло - умеешь ли чего по хозяйству? Там, корову подоить? За телёнком присмотреть? В избе убраться?
– Слушай, охальник, - полная подруга выпрямилась. Угрожающе поднялась в полный рост.
– Пока она дождётся твоего выкупа, состариться и будет никому не нужна - беззубая, седая и скорченная.
– Не хочу ждать и быть беззубой и старой, - девчушка громко разревелась во весь голос.
– Ирод, иди отседова!
– женщина угрожающе замахнулась на солдата тряпкой.
– Совсем довели несчастную до помутнения рассудка. Чего вы все ходите? Вам, чё, тут – мёдом намазано? Один за одним. Один за одним.
– Хорошо, ухожу, - служивый попятился назад.
– Пирожки оставлю, кушайте на здоровье. Позже подойду, когда успокоитесь. – Ещё принесу.
Глава 8.
Большой деревенский амбар был заставлен, завален, заложен пушками «всех времён и народов». Маленькие, большие, огромные, длинные, короткие. Трех, шести, двенадцати, восемнадцати, двадцати четырех, тридцати и даже тридцати шести фунтовые… они стаяли, лежаки, выглядывали со всех сторон. Их сиятельство, как обычный школьник, воодушевлённо ходил от одного древнего экспоната к другому и его глаза сияли от счастья.
– Оу!
– воскликнул он, рассматривая очередную «Вундервафлю». – У этой есть имя! – «Павлинъ». – Прочитали название прямо на стволе.
– Признаюсь, Петр Григорьевич, - посетитель музея повернулся к Игнатову. – Наконец-то меня удивили. – Князь радостно хлопнул и потёр ладони.
– Предлагаю всё это старье почистить, покрасить, поставить на постаменты и выставить в качестве экспонатов в парке усадьбы. И назвать… – Он мечтательно провёл рукой по воздуху.
– «Аллея артиллерийской славы 22 бригады». Пусть все желающие ходят и наслаждаются изобретением ума человеческого от Ивана Грозного до Екатерины II. Как вам предложение?
– Честно, ваше сиятельство, - замялся капитан.
– Пока не готов ответить.
– Правильно. Не торопись. Подумай. А завтра, с утра, скажешь - кто будет заниматься этим le Projet (Проектом. Франц.).
– Кстати, а где пушки, с которых проходят стрельбы? И… с которыми скорее всего придётся воевать?
– Ваше сиятельство. Так, это и есть наши пушки, которые приписаны к бригаде.
Улыбка медленно, как откат прилива, стекла с лица подполковника.
– Надеюсь, ты сейчас пошутил?